Степан Злобин - Пропавшие без вести 2

— Да я не хочу продавать! — возразил Балашов.

— Ну, берегись! Узнают — зарежут или отравят! — предостерег часовщик.

Он осторожно взглянул налево, направо, и, подчиняясь его опасению, Балашов оглянулся. Ему показалось, что с верхних нар в наступающих сумерках подслушивает Викентий Жамов.

Часовщик незаметно сунул опасное сокровище Балашову.

— Так, так, значит, не только земляк, а еще и сосед! Может быть, где-нибудь в автобусах и трамваях встречались, — как-то даже мечтательно вслух заключил мастер.

Разговор с часовщиком породил у Балашова тревогу. Ночью он несколько раз повертывался с боку на бок, беспокоя соседей и вызывая общее недовольство.

— Какого там черта вертитесь каждые десять минут! — ворчали снизу. — Обрушатся нары, как в третьем блоке, да передавят насмерть людей... Лежали бы тихо!

Но Ивану казались особенно острыми ребра досок, особенно душным был воздух, и назойливо капало на ноги с прохудившейся толевой крыши.

— Подтянись! В затылок равняйсь! Равняйсь! Команда была равняться, сволочь! — кричал полицейский, размахивая плетью над головами самых слабых. — В армии вы умели равняться?! Умели?! Равняйсь!

«Как этот болван не поймет, что люди утратили представление о прямых, кривых и ломаных линиях, что они не могут стоять прямо, не могут стоять ровно, что они вообще не могут стоять!..» — думал Иван, ежась в рассветной мгле.

Колонна выравнивалась во всю длину блока. Вода просочилась Ивану в оба ботинка. Тело пронизывал утренний холод. Шинель напиталась осенним дождиком и была ужасно тяжелой. По лицу время от времени с мокрой пилотки стекали капли. Ноги дрожали.

«Да, пожалуй, и сам я скоро стану таким же!» — подумал Иван, глядя на стоявших рядом «доходяг», которых никто даже не брал на работы — так они были истощены и беспомощны.

— Смир-р-рна! — прокатилась команда Славки Собаки,

И, против обычая, грузно ввалился в блок сам комендант, полиции лагеря каменных бараков Бронислав Николаевич, как его почтительно звали полицейские и коменданты блоков.

В командирской форме без знаков различия, но с портупеей через плечо, с плетью в руке, небрежно ступая по лужам хромовыми сапогами, начищенными денщиком, мощный и рослый, он медленно и солидно двигался вдоль колонны.

Комендант блока Жорка Морда, с сержантскими петлицами на длинной кавалерийской шинели, в черной кубанке с красным донцем, подбежал для рапорта.

— Господин комендант лагеря! Колонна построена к завтраку. Общее наличие по списку блока — три тысячи восемьсот человек, в колонне три тысячи семьсот сорок. Тридцать два человека больных, семь умерших и двадцать один занятых по нарядам, — рапортовал по всей форме стройный и аккуратный Жорка.

— Угу, — пробурчал, едва слушая, тяжелый, с одутловатым лицом сорокалетний Бронислав.

Осматривая колонну, он двинулся дальше. Жорка Морда с одной стороны, Славка Собака с другой шли с Брониславом рядом. Подтягиваясь на цыпочки, Славка Собака что-то ему шептал.

Колонна стояла неподвижно. По заведенному обряду за движение и разговор в этот торжественный миг полагались плети и зуботычины...

Дойдя до конца колонны, Бронислав повернул обратно. Медленно подойдя к Ивану, он задержался.

— Как фамилия? — внезапно спросил он.

— Балашов Иван, номер сто сорок три тысячи сто пятнадцать, — по форме отозвался Балашов.

— Чего ты такой тощой, как глиста зеленая? Болен, что ли? Иди в барак. Скажи полицаю, что я велел.

«Неужто я выгляжу хуже других?» — удивился Иван, послушно входя в барак.

Шагая, шлепая, хлюпая по грязи, колонна двинулась получать завтрак.

В барак вошел полицейский.

— Балашов! — крикнул он из дверей. — Иди-ка сюда!

Его повели в помещение полиции, в другой блок.

«Вот тебе на! Что же я такое сказал или сделал?» — удивился Иван.

В просторном бараке свободные от постов полицейские валялись на койках, играли в карты и домино у столов. Провожатый провел Ивана в отгороженный переборкой закуток. Здесь также стояли койка, стол, несколько стульев. На стенах было множество непристойных открыток и вырезок из немецких журналов с изображениями голых женщин — предметы коллекций в фашистской армии.

Два полицая внесли тяжелый бачок с едой, поставили на пол.

— Садись, гостем будешь, — указал за стол развалившийся на койке Бронислав. — Налей-ка ему, да погуще, — распорядился он.

Полицейский налил огромную миску — подобие той, из которой в глухих деревнях едят целые семьи.

— А мяса? Жалеешь?! — рыкнул Бронислав.

Полицай пошарил по дну и вывалил в миску два больших куска мяса. Невольно с голодной жадностью Иван посмотрел на еду.

— Ложка есть? — спросил комендант. — Ну, ешь! Да ешь, ешь, не стесняйся! У нас хватит! — подбодрил он ласковым тоном заботливой матери.— Дать хлеба! — скомандовал он полицейскому.

Тот выложил перед Иваном буханку.

«Что же это такое? С чего доброта одолела вдруг Бронислава? — подумал Иван. — Покупает? Так в чем меня покупать?» — продолжал он думать. Но жадность, какая бывала прежде только во сне, когда виделись богатырские пиршества, жадность изголодавшегося человека нарастала с каждым мгновением.

— Ешь, ешь! Мало будет — еще нальют, — с усмешкой превосходства сказал Бронислав и пододвинул миску ближе к Ивану.

— Куда уж... — растерянно и еще колеблясь, пробормотал Балашов, но рука уже тянулась к ложке, засунутой за обмотку.

Чищеный картофель, фасоль и мясо, мясо! И хлеб... Иван начал есть и сразу согрелся, обмяк, весь погрузившись в еду. Он ел, ел, ел, ел... Со лба лился пот. По телу выступила испарина.

— Шинель скинь. Так много не съешь, — подсказал Бронислав.— Да ты на мясо, на мясо сперва навались, а то суп поешь, а на мясо и места не хватит! Ты его не жалей. Чего не съешь, то с собой в котелке унесешь!

Тепло наполнило все существо Ивана, желудок блаженно отяжелел. Иван облизнул ложку.

— Сыт? — сочувственно спросил Бронислав. На его физиономии разжиревшей крысы изобразилась благодушная доброта.

— Сыт! — тяжко выдохнул Иван, зная, что говорит со сволочью, с комендантом полиции, понимая, что тот теперь спросит за угощение дорогую расплату. Но, весь наполненный ощущением животной, физической сытости в первый раз за тринадцать месяцев, он не мог сейчас ломать голову над догадкой о том, что может потребовать Бронислав.

— Если больше сейчас не хочешь, остатки сложи в котелок. Хлеб с собой забери, — самодовольно разрешил комендант. Он протянул в заключение сигаретку. — Кури. А вы марш отсюда к чертям! — скомандовал он двум полицейским. — Забирайте бачок — и вон!

«Подкупить, подкупить хочет, гадина!» — еще больше уверился Иван.

— Хочешь работать в полиции? — как только вышли оба полицая, приглушенно спросил Бронислав.