Степан Злобин - Пропавшие без вести 2

— В полиции?! — повторил одно только слово Иван, но негодующий тон его не вызывал сомнений.

— Дура! Сыт будешь — во! Дорожишься, что ли? — грубо сказал Бронислав.

— Не моя дорога! — отрезал Иван, все поняв и холодно соображая, к чему приведет упорство.

— Ну, сдохнешь — и только! Вот начнут набирать колонну на каменоломни, и запишу тебя. Хочешь? — окрысившись, спросил Бронислав.

— Все равно. Кого-нибудь надо писать...

— Болван! Как же так — все равно? Не все равно, жить или сдохнуть! У каждого про себя забота. Пойдешь в полицию — будешь жив! Говорят, у тебя золотые часы...

Иван отрицательно мотнул головой.

— Комсомолец, что ли? Дурак! Ты думаешь, у нас нет комсомольцев? Я сам член партии. С техническим образованием, прораб-строитель. А что тут поделаешь — плен! Надо спасаться... Ну, иди. Я еще тебя позову.

«Сказать, что нет часов?» — подумал Иван. Но могло оказаться хуже — они могли обыскать и избить за обман.

— Иди в барак, — сурово закончил начальник. — Я не таков, чтобы грабить. Насильно часы твои не возьму, а если продашь Жорке Морде, я тебе голову оторву.,.

Иван вышел.

— Эй, хлеб возьми! — крикнул вслед комендант.

Балашов не вернулся, но полицейский нагнал его и сунул ему в руки котелок и оставшуюся краюшку хлеба.

— Ты с ним не шути. Хуже будет! — шепнул он Ивану.

Во время обеда Балашов, получив свой черпак, быстро убрал котелок. Проскочить поскорее, не дождавшись «поощряющего» удара Славки Собаки или Кольки-белоруса, — это было искусство, дававшееся наиболее сохранившим силы и расторопность.

— Постой! — скомандовал раздатчик баланды. Иван испуганно задержался.

— Подставляй котелок!

Раздатчик влил ему второй черпак и усмехнулся.

Иван, растерявшись от неожиданности, встретился с глазами соседа. В них скользнула злобная зависть... С утра накормленный Балашов закусил вместе с Трудниковым еще раз перед самым обедом остатками хлеба и поварской похлебки. И теперь, отойдя от кухни, он поделил свой обед между Трудниковым и соседом из очереди...

После обеда в барак вошел с кухни тот же раздатчик баланды.

— Слушай, хочешь работать на кухне? — спросил он Балашова. — Давай часы. Я устрою.

— Нет у меня часов, враки все! — сказал Иван.

— Боишься? Ей-богу, не обману! А Бронислава ты опасайся: отравит или задушит. Тебе спасение одно — на кухне работать, — шепнул раздатчик, — Сильнее поваров в плену никого нет.

— Володька! Не лезь! Вон отсюда! — внезапно зыкнул, возникнув у двери, сам Бронислав.

— Я к земляку зашел! — оправдался раздатчик.

— Других земляков поищи!

Парень выскочил из барака...

Поздно вечером, когда барак уже спал, Балашова подергали за ногу. Он быстро сел и взглянул вниз. Полицейский снизу протянул ему сверток и молча исчез. Иван в темноте развернул бумагу — в ней оказался хлеб и кусок вареного мяса.

«Отравят», — вспомнил Иван предостережение, высказанное уже двоими. Не есть этой подачки? Но близость еды не давала ему уснуть до тех пор, пока, предосторожность забылась. Он разбудил Пимена, и мигом вдвоем все съели. Они твердо решили никому не продавать часы, — отдать лишь немцу-солдату, который их пустит уйти в побег, а пока надежно запрятать. С этой мыслью, с блаженно наполненными желудками оба уснули...

При первом крике «подъем» Балашов вскочил, чтобы сунуть часы в намеченное местечко, но не смог их сразу найти... Он ощупал шинель, на которой спал, осмотрел все вокруг. Часы не могли провалиться вниз, не могли потеряться... Полицейские бушевали в бараке. Искать было некогда. Иван поспешил к построению, ничего не сказав даже Трудникову...

Раздатчик за завтраком налил ему котелок до самых краев, зачерпнув погуще со дна, но Иван почти не заметил этого благодеяния. Он размышлял о своем, не в силах поверить в исчезновение сокровища. Неужели же часовщик?.. Но все существо воспротивилось этому подозрению. Нет, не тот человек, такой не украдет!

После завтрака Викентий Петрович угостил Ивана и его соседа махоркой. Вынув бритву из вещевого мешка, он предложил обоим побриться. Они отказались. Он спустился к столику часовщика, обмылком натер себе бороду и усы, до крови выбрился и тщательно перед зеркалом разобрал свой пробор.

— Я смотрю: почему наш Викентий Жамов у полиции и поваров не в чести — самый ведь их человек... Ему бы среди них — как рыбе в воде! — сказал Трудников, когда тот ушел.

— Да, Викентию только и жить в плену. У него психология коменданта или лагерного повара развивалась еще дома,— ответил Иван, продолжая озабоченно шарить по нарам.

— Ты что? — спросил Трудников.

Иван рассказал о пропаже. Алтаец крутнул головой.

— Скажи спасибо, что не задушили! А барахло — черт с ним! Владимир Ильич говорил, что при коммунизме нужники будем из золота строить, а тут тебе не коммунизм. Тут такое...

— Да, тут «такое»! — машинально повторил Балашов, не в силах смириться с пропажей.

Целый день он был сам не свой. Ведь кто-то украл его мечту о свободе. Украл свободу! Свободу!!

Иван не мог разговаривать, не мог ни о чем думать. После работы он лег на нары, закрыл глаза, но сон не сходил к нему. Он готов был по-детски плакать...

Викентий возвратился в барак только после ужина, в темноте, сопя, забрался на нары.

— Куда ты на целый день пропадал? — спросил его Трудников. — Без тебя веселее как-то было и воздух чище!

— Перехожу к поварам, — торжественно сообщил Жамов.— Земляка на кухне нашел. На работу взяли. Вот и я получил свои «честные трудодни», — сказал он, в темноте прихлопнув ладонью, по котелку. — Беритесь за ложки, ребята. Слышишь, сосед? Юноша, слышишь? Иди насыщайся! — подергав за край шинели, позвал он Ивана, по-прежнему убитого пропажей часов.

Балашов вдруг все понял: его свободу украл сосед...

— Отдай часы! — зашипел он и, как на пружине вскочив, крепко схватил Викентия за руку. Тот словно не понял:

— Чего? Чего? Что «отдай»?

— Часы отдавай, часы! — прохрипел Балашов.

— Тю-тю, брат, тю-тю, землячок! Часы немец на фронте отнял, — простодушно сказал Викентий.

— Мои отдавай! Ты украл! — крикнул на весь барак Балашов.

— Украл?! Я?! Ты сбесился! — воскликнул Викентий.— Ты кому говоришь?! По себе рассуждаешь, шпана?! Сопляк! Идиот! Мальчишка!..

Иван не заметил и после не помнил, как пальцы его впились в горло Жамова. Полный поварского супа котелок Викентия опрокинулся с верхних нар на кирпичный пол. Балашов навалился на вора всем телом, чувствуя на своем лице его судорожное, прерывистое дыхание.

— Спасите! Спасите! — хрипел Викентий, извиваясь всем телом.

В темноте чьи-то крепкие руки встряхнули за шиворот Балашова. Он отпустил противника.

— Тебе что, еще сотни плетей не хватило до смерти? Забьют! — тихо сказал алтаец. — Дурак... За такую вошь себя погубить! Плюнь в глаза ему, да и все...