Энтон Майрер - Однажды орел…

На лице Дэмона появилась мрачнейшая улыбка:

– Нет, кажется, не знаком.

– Томми, - продолжал Колдуэлл, - это майор Дэмон, я рассказывал тебе о нем.

– Да, я помню, здравствуйте, майор, - живо откликнулась она.

– Здравствуйте, мисс Колдуэлл. - Чувствуя на себе ее взгляд, он повернулся к двум другим офицерам - дивизионному артиллеристу, подполковнику Форсайту, которого он уже знал, и английскому полковнику Иврингэму с квадратным лицом кирпичного цвета и густыми, свисающими, как у моржа, седыми усами.

– Сэм находится здесь в отпуске по болезни, - пояснил Колдуэлл Иврингэму. - В полку он был у меня правой рукой.

– А где вас ранило? - поинтересовался Иврингэм.

– Под Мон-Нуаром, полковник.

– А-а, понятно. - Иврингэм состроил понимающую гримасу. - Выдающееся сражение.

– Для Дэмона по-настоящему выдающимся был арьергардный бой на ферме Бриньи, - вмешался подполковник Форсайт. - Этот бой запомнится ему навсегда.

– Да, да, разумеется, - согласился Иврингэм.

– О, да вы, оказывается, знаменитый герой! - воскликнула Томми Колдуэлл. В ее глазах появились озорные искорки, и Дэмон понял, что она намерена отплатить ему. - Вы человек, отмеченный многочисленными наградами. А почему вы не носите их, майор? Папа, - продолжала она, круто повернувшись к отцу, - почему майор Дэмон не носит все свои награды? Разве он не должен носить их?

– В самом деле, - поддержал ее Форсайт, - почему вы не носите их, Дэмон? Где еще, как не здесь, носить их?

Дэмон улыбнулся:

– Признаюсь, это моя оплошность, сэр.

– А я знаю почему, - продолжала, сверкая глазами, Том просто не хочет, чтобы вы все чувствовали себя неловко

в его присутствии. Правда? Или, наверное, потому, что он становится застенчивым, когда надевает награды. Правда, вы чувствуете себя с ними застенчивым, майор?

– Послушай, Томми… - вмешался генерал Колдуэлл робким, почти мрачным тоном.

– А что, - отозвалась она, часто моргая глазами, - разве я сказала что-нибудь неправильно? Что-нибудь неуместное?

– Абсолютно ничего, - поспешил вмешаться Дэмон. - Дело в том, что награды просто очень тяжелы, чтобы носить их на себе, они сделаны из серебра и бронзы, и из-за них я теряю равновесие. Разве вы не находите их слишком тяжелыми?

– Во-первых, я не имею к ним никакого отношения, - заявила она. - А во-вторых, по-моему, награды это не что иное, как мишура для оловянных солдатиков.

– Послушай, Томми…

– Они так же нелепы, как седые парики, которые надевают английские судьи и адвокаты. Полнейшая нелепость.

Щеки полковника Иврингэма слегка вздрогнули, глаза гневно расширились.

– Гм, я должен сказать… - начал он ворчливо, но веселый смех Томми Колдуэлл заглушил его слова.

– Это элементарная самоподдержка. Что вы все станете делать, если вас лишить головных уборов и всякой блестящей мишуры? Вы же хорошо знаете, что раздаете эти побрякушки друг другу, как детям раздают сладости на каком-нибудь празднике…

– О, мы все собираем награды, мисс Колдуэлл, - вмешался Дэмон, улыбаясь. - Разве не так? Но мы делаем это всего-навсего из-за присущего нам простодушия. Мы представляем собой не более и не менее того, на что претендуем, вы можете запросто судить о нас по тому, что видите на наших плечах и чувствуете в наших сердцах. Разве можно быть еще более бесхитростным и простодушным? А вот с женщинами… - Пристально посмотрев на нее, Дэмон многозначительно улыбнулся. - С женщинами дело обстоит иначе. В них, пожалуй, не разобрался бы и сам Макиавелли. Вы, например, встречаетесь на прогулке с очаровательным созданием; на ней роскошное платье, сверкающие драгоценности, она интригующе намекает на замок родовитых предков, великолепные яхты, пышные приемы в посольствах на триста именитых персон… Но попробуйте угадать, кто она? Графиня или самая обычная искательница приключений? А может быть, и того хуже? Нет, мисс Колдуэлл, вы напрасно наговариваете на нас, бедных солдат, - закончил Дэмон, выразительно покачивая головой.

Томми смотрела на него с нескрываемым восхищением, в ее ясных, широко открытых глазах застыло удивление.

– М-да-а, - восторженно начал генерал Колдуэлл, не сводивший изумленного взгляда с Дэмона, - не могу не отдать тебе должное, Сэм, ты просто сражаешь наповал…

– О, вы, мужчины, всегда вот так, поддерживаете друг друга, - попыталась возразить Томми.

– Я бы не сказал, что Сэм нуждается в чьей-то поддержке, - заметил, нахмурив брови, Колдуэлл. Взглянув на часы, он неожиданно добавил: - Сэм, не в службу, а в дружбу… Томми должна выполнить несколько поручений в городе, не возьмешь ли ты на себя обязанность сопровождающего?

– Папа, майору Дэмону совсем не интересно сопровождать меня…

– А я уверен, что он не откажется. - Колдуэлл через голову дочери бросил многозначительный взгляд на Сэма. - Правда ведь, Сэм?

– С большим удовольствием, сэр.

– Ну, право же, папа…

– У полковника Иврингэма очень мало времени, а нам нужно многое обсудить. Знаете что, давайте все встретимся в баре «Голубой» в четверть третьего. Согласны?

– Отлично, сэр.

– Томми!

– Да, генерал? - отозвалась она по-военному, с нарочитой четкостью.

– Попытайся показать Сэму свои самые привлекательные качества. - Он лукаво посмотрел ей в глаза. - У тебя ведь они есть, ты знаешь…

Дэмон галантно предложил ей руку, и они медленно пошли вдвоем по выцветшей хвойной аллее. Он с радостью отметил, что от прикосновения его руки мышцы Томми напряглись, стали упругими. Дэмону захотелось весело рассмеяться, пуститься но набережной в неудержимый пляс, потянуть за нос хмурую французскую старушенцию с голубой муаровой лентой на шее и седыми пышно взбитыми волосами. Он давно, очень давно не чувствовал себя таким счастливым, - возможно, даже никогда за всю свою жизнь. И самым восхитительным и забавным было то, что все эти ощущения, хотя он сдерживал их в себе, быстро заполняли его сердце и разбегались по всему телу, как дрожащие и сверкающие ртутные шарики.

– Итак, мисс Колдуэлл, давно ли вы во Франции? - галантно спросил он.

– Хорошо, хорошо, - ответила она дерзко. - Ладно. Вы - само благородство. Прямо-таки сэр Персиваль 35 в военном мундире со всей его ослепительно-обманчивой мишурой.

– Не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать.

– Конечно, не понимаете. Воплощенное благородство! Божество! Вам надо было бы кончить Итонский колледж.

– Почему?

– Вам хорошо известно, что я уже два года ухаживаю за больными и ранеными в госпитале. Вы просто невыносим! - Казалось что она вот-вот расплачется, но вместо этого ее лицо вдруг озарилось лукавой улыбкой. - И все равно я вас одурачила. - Она резко остановилась и торжествующе посмотрела ему в глаза. - Скажете, нет? Одурачила ведь?