Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

Попробуй! Вдруг что-то выйдет. Вот было б здорово!

Воплотить идею в жизнь оказалось не так-то просто. Подходящие деревья на склоне гор не росли, и клинья пришлось возить из рощи литах в десяти от Лота. Нелегко было и поднять их вверх. Зато стоило начать работу, как сразу стало ясно - дело стоящее. Трещина быстро расширялась. Фергюст, вначале не веривший в успех, увидев первые результаты, пришел в восторг.

- Невероятно, Симон! Ты просто молодчина! - ласково похлопывая друга по плечу, приговаривал он. - Продолжай работу и ночью.

Неплохо будет, если в городе заметят огонь факелов.

Пусть поламают головы над тем, что мы тут делаем. А любые вылазки лотширцев нам только на руку.

Но никаких ответных действий со стороны осажденных не последовало. Противник не мог или не желал ничего предпринять для своего спасения. Цитадель Постава была обречена. На вторые сутки, перед самым рассветом, ночную тишину разорвал страшный грохот.

Скала, тысячелетиями стоявшая неподвижно, рухнула вниз на город, увлекая за собой множество более мелких камней.

Столь мощного удара не выдержала бы и в сотни раз более крепкая стена. Эта же рассыпалась в один миг. Летящие с огромной высоты тысячи обломков ранили и убивали защитников крепости. Ужасный грохот, смешавшийся с воплями гибнущих людей, вызвал панику. Лучшего сигнала к штурму и придумать было невозможно. Войска Фергюста пошли на приступ. Перед боем герцог подозвал к себе Симона.

- Постав - мой. Я сам сведу с кузеном счеты. Для Вас же, граф, есть особое поручение. Прошу Вас, не упустите детей маркграфа. Я думаю, незачем говорить, насколько это важно.

Макрели понимающе кивнул головой. Не пленив наследников правителя Лотширии, окончательной победу считать нельзя.

- Слушаюсь, мой господин! Сделаю все, что в моих силах.

Тогда вперед! Да поможет нам Перун! - указывая рукой в сторону

Лота, воскликнул Фергюст, Великий герцог Торинии.

*Глава II*

Барель вернулся в Лот лишь за два дня до его осады Фергюстом. Все это время он "бдительно охранял" заложницу маркграфа. Такая работенка была Леону в диковинку и скорее напоминала награду, которую он за долгие годы верной службы, несомненно, заслужил. Сытая и спокойная жизнь в горной глуши, в удалении от бурных событий и опасностей, как нельзя лучше сказалась на его здоровье. Леон полностью залечил раны и чувствовал себя великолепно. Скучать ему тоже не приходилось - не давала пленница. Страстная любовь молодой женщины офицеру еще не успела надоесть и пока не тяготила. Лорис была не только хороша собой, но и неожиданно стала пылкой и ненасытной любовницей. Она словно хотела наверстать утраченные годы, взять сполна то, чего ей так долго недоставало.Правда, ореол некой загадочности и неземной красоты, окутывавший даму в первые дни знакомства, постепенно развеялся. Зато на смену им пришли естественные человеческие чувства и даже своеобразная привязанность.

О любви, конечно, говорить не приходилось. Сказывались разница в воспитании, манерах и складе ума. Каждая новая неловкость, неудачная фраза или наивное суждение лишний раз подчеркивали дистанцию между ними. Как ни верти, а она оставалась купчихой не только по происхождению, но и по своей сути. Это неизбежно отталкивало Леона. Дворянин по воспитанию и мировоззрению, он с удовольствием проводил время с красивой, но недалекой глупышкой

Лорис. Однако, чтобы пробудить в его душе более сильные чувства, требовалось нечто иное.

Для нее же эти месяцы стали бенефисом любви. Лорис боялась, и нужно сказать не безосновательно, что ее счастье может испариться в единый миг. В таком заключении женщина с удовольствием провела бы всю свою жизнь, но понимала, что это невозможно. Она со страхом думала о "свободе", о том, что, возможно, придется вернуться домой, к законному супругу. После красавца Леона муж казался противным старым толстяком. Вспоминая Асиса, Лорис невольно испытывала гадливость. Ей противна была даже мысль о том, что придется вновь ложиться с ним в постель.

"Как это ужасно! - смахивая пальчиком навернувшуюся слезинку, думала она. - Ужасно и несправедливо! Лишь поманить счастьем… и опять… опять его толстые, влажные пальцы, дряблое, густо поросшее темными волосами тело и запах тухлых яиц изо рта. Неужто боги могут допустить подобный кошмар? Тем более, что теперь и у меня есть своя маленькая тайна. Ребенок Бареля. Пусть совсем еще крошечный внутри… но уже живой".

Об этом Лорис никому не рассказывала, хотя, честно говоря, окружающих ее секреты совсем не интересовали. Признаться же любовнику женщина боялась. Она не знала, как Барель отреагирует на такую "радость". Вот и откладывала разговор со дня на день. Но ее благие намерения так и не сбылись.

Однажды рано утром прискакал гонец. Отдышавшись, он передал приказ Постава срочно возвращаться в Лот. Насчет пленниц никаких указаний не было. Но Леон, справедливо рассудив, что ответственность за их жизнь никто с него не снимал, решил забрать

Лорис и Янину с собой. Вернувшись в Лот, он оставил их в своем доме и сразу поспешил в замок. Но маркграф говорить с ним не стал, а, лишь кивнув головой, велел явиться на следующий день.

Тогда же Барель мельком увидел ту, которая стала причиной бед

Лотширии. Миледи плавно проплыла по залу рядом с Поставом, удостоив офицера мимолетным взглядом. Но и его с избытком хватило, чтобы запомнить Лавру на всю оставшуюся жизнь. Если вначале, пораженный ее красотой, Леон замер на месте, то в следующий миг сверкнувший из-под волшебных ресниц пламенный взгляд, заставил его содрогнуться. Было в нем нечто мистически-недоброе, но в тоже время завораживающе-властное. Под этим взглядом он склонился еще ниже.

Когда маркграф с дамой удалились, Леон полушепотом спросил побледневшего, как смерть, камердинера:

- Фрике, кто это?

Тот, словно очнувшись от глубокого забытья, прошептал:

- Наша погибель… Герцогиня Торинская… Лавра.

Затем, убоявшись своих слов, зажал ладонью рот и затравленно оглянулся по сторонам. Только убедившись, что на них никто не смотрит, облегченно вздохнул.

Барель, все еще находясь под впечатлением от встречи, шагал вниз

- туда, где в полуподвальном помещении разместилась графская кухня.

Там хозяйничал старина Малон. Этого добродушного толстяка Барель знал очень давно. Когда-то он служил поваром у отца. Уже в те времена между ними зародилась взаимная симпатия. Мальчишкой Леон частенько прибегал во "владения" Малона и никогда не уходил разочарованный. Здесь всегда можно было найти что-нибудь вкусненькое, а самое главное, услышать доброе слово. Встретившись спустя много лет в Лоте, они вновь подружились. Годы, казалось, не властны над Малоном. Он до сих пор держался молодцом, хотя еще больше растолстел и утратил былую подвижность. Но душа его осталась по-прежнему доброй, а сердце - открытым для друзей. У него можно узнать новости и получить хороший совет. Спускаясь по каменным ступенькам, Леон пытался собраться с мыслями.