Валерий Смирнов - БЕЛЫЙ ВОРОН

Мемориальные доски тоже никто искать не будет. Правильно, кому оно надо, тем более это при прежней власти изображенный на ней считался выдающимся человеком, зато сейчас, вполне вероятно, он успел ссучиться самым сильным образом. Был великий – стал сволочь, масса тому исторических примеров. Зато моя девушка с веслом – самая настоящая непреходящая ценность, потому что греблей испокон веков занимались, и мордой своей она никого конкретно из прежних героинь или жен генсеков не напоминает.

Пионер с горном, конечно, совсем другое дело, но… Это он когда-то был пионером, потом комсомольцем, зато теперь – герой нашего времени. Именно нашего. Все выдающиеся политики современности на одной шестой части света, как правило, вечные компартийные функционеры, которым дышат в затылок мальчики из комсомола. А как же иначе, господа президенты? Вот вы собираетесь изредка вместе, а мне неясно – то ли стрелка вашего Союза так называемого Независимых Государств, то ли заседание Политбюро ЦК КПСС в слегка обновленном составе. Надо же такое придумать, мало того, что Союз, так еще и Независимых… А в другой Союз, Зависимых государств, никто не пускает? Правильно, они ведь, в отличие от вас, еще как зависят. От здравого смысла.

Все, спасибо Сереже, погулял. Развеялся, о душевном подумал, пора трудиться, девушка с веслом меня воодушевила, а значит, она по сей день может считаться ярким примером высокого искусства, призванного служить делу воспитания трудящихся, приобщения их к культуре. Тем более, что культура еще бывает и физической, весло об этом напоминает. Самое время заняться греблей. Нравится мне этот вид спорта, лишь бы гр была подходящей, соответствующей моему утонченному вкусу. Значит, пора заняться делом; Снежана наверняка заждалась.

Будь я верующим – сегодня впору бы помолиться. Только вот незадача, икон в моем личном собрании нет, хотя при большом желании можно бы обратиться к Богу, стоя перед картиной ла Барка ди Риччи “Христос на Голгофе”, украшающей мой кабинет вместе с другими незаурядными произведениями живописи.

Этого я не сделаю, пусть даже манера письма итальянского живописца весьма импонирует. Слыл большим оригиналом; почти все свои работы создавал, сидя в гондоле, но кому, кроме меня, ведома манера его работы? Был бы не малоизвестным ла Барком ди Риччи, а хорошо ведомой всем и вся просто мадам Риччи, тогда другой компот. На эту почти святую Нину дамы просто молятся.

В отличие от них, а также бывших преподавателей марксизма-ленинизма, секретарей по идеологии и прочей публики, клавших свои жизни на алтарь борьбы с религиозным дурманом до начала девяностых годов, а затем скоропостижно воспылавших любовью к церкви, я как был атеистом, так им и остался. Во всяком случае уподобляться этим мутантам не собираюсь. Да, ношу крест, но не из-за надежды на возможную защиту Небес, а исключительно по поводу самозащиты. А свой крестильный, что издавна таскал на шее, рискуя комсомольским билетом и высшим образованием, снял в тот день, когда узнал, как партходоки из Беловежской пущи зачастили в храмы.

Вот и сегодня снимаю цепочку с крестом, где в недрах красного дерева дремлет напившийся крови Пороха старый добрый булат. Вместо него надеваю серебряную ладанку, которую купил в свое время у одного дедушки вместе с пожелтевшим от времени кусочком бумаги, хранившимся в этом воинском талисмане.

Щелкнул крохотный фиксатор, и на мою ладонь упала свернутая столетие назад бумажка, исписанная мелким бисерным почерком. Старик, продавший ладанку, уверял: она осталась ему от отца, а тому – от его деда, но вот помогло ли заклинание, написанное, скорее всего, любимой, этого я не знаю.

“Встану я, благословясь, лягу я, перекрестясь, и лягу в чистое поле, в зеленое; Встану я, благословясь, лягу я, перекрестясь, во чистое поле, во зеленое поморье, погляжу на восточную сторону. С правой, восточной стороны, летят три врана, три брательника, несут трои золоты ключи, трои золоты замки; запирали они, замыкали они воды и реки, и синия моря, ключи и рудники, заперли они раны кровавые, кровь горючую. Как из неба синий дождь не канет, так бы у тебя, раба Божьяго, Кровь не канула”.

Аминь! Я готов к встрече с Судьбой, как и тот, кто носил ладанку до меня. Ох уж эти сказки; поле, конечно же, зеленое, поморье – само собой – такое же, дремучий лес, фантастическая река, мерно несущая свои воды вдоль берегов, поросших дурниной. Все течет, но ничего не меняется.

Интересно, выжил прежний обладатель ладанки или погиб? Как они тогда говорили: “За веру, царя и Отечество”. Где эта вера, царь и Отечество, любезнейший, стоило из-за них голову класть? Но, быть может, ты о другом мечтал, когда в бой шел? За революцию! За Родину! За Сталина! Где эта революция? Там же, где родина вместе со Сталиным. И дедок, потомок твой, эту цепь замкнул. Весь в медалях с головы до ног, как и пращур, германцев воевал, а ему, победителю, вся награда на старости лет – бутылка водки в ветеранской очереди к Девятому мая и пенсия, от которой до смерти – не как он пел, четыре шага – куда ближе. Вот и выходит, жить нужно только ради победы и драться нужно ради нее.

Так что придите ко мне на помощь три врана с злотыми ключами от не менее драгоценных замков. Мудрые птицы, даже в сказках понимают, что справиться с задачей можно исключительно при помощи желтого металла. Первый вран подстрахует, чтобы партнеры Арлекины не сильно нервничали, второй поможет мне на другом уровне, полетает над головами чиновников, ну, а третий… Третий, это я сам. Блатные, в случае чего, не рыпнутся, губернатор с мэром узнают, о чем требуется, а дальше… Все решит Судьба.

В дверь кабинета деликатно постучали.

– Дорогая, заходи, – весело командую, чувствуя, как меня охватывает необычайное возбуждение, этот кайф перед очередной схваткой.

– Я почти готова, – доложила супруга. – Ты еще долго?

На бал-маскарад Сабина нарядилась почти сказочной принцессой, хотя я очень сомневаюсь, что у тех золушек были такие украшения. Да и пудреницами “Эстер Лаудер” они явно не пользовались.

– Пять минут, дорогая, – успокаиваю жену. – Тем более, ты поедешь вместе с Рябовым. Я присоединюсь к вам чуть позже.

К моему удивлению, Сабина не стала закатывать истерику, рассказывать о том, что по дороге на бал я заеду к какой-то не каменной бабе без весла, а безмолвно кивнула головой. Правильно, дорогая, тебе мой взрывной характер известен, начнешь что-то шептать, я тебе здесь такой карнавал могу устроить. Куда всем массовикам-затейникам, вместе взятым. Сразу не до балов станет.

– Поедете на твоей машине, – делаю жене еще один подарок и с ходу добавляю к нему крохотную капельку дегтя, – только за руль сядет Сережа.