Магомет Мамакаев - Зелимхан

— Спасибо, Зока, но я хочу иметь свое, нажитое своим трудом, а потому прошу, возьми это, — и он настойчиво протянул своему новому другу горсть серебра.

— Ну что ж, — сказал старик, принимая деньги, — так и быть, купим то, что ты хочешь, но одну овцу, самую лучшую, я дарю тебе из своей отары.

— Зачем? Не надо, Зока, ты и так трудно живешь.

— Нет, Зелимхан, это мое желание, — заявил старик. — Ты уважь его! Пусть моя овца будет у тебя, а не на столе у старшины или пристава.

— Зачем же тебе кормить этих дармоедов?

— А что же делать? Беззащитные мы, Зелимхан, — вздохнул Зока. — Старшине — дай, писарю — дай, мулле — тоже дай, а приходит стражник, так ведь тоже берет самого лучшего барана...

— Сами избаловали их, — нахмурился Зелимхан. — Не давайте и все.

— Не давать, говоришь?

— Да. А что?

— Тогда еще хуже будет, — покачал головой пастух.

— Почему?

— Вздохнуть не дадут. Старшина замучает налогами, а мулла ославит на всю округу безбожником.

— Я же говорю, приучили вы их, а теперь отвадить не можете, — проворчал Зелимхан. — Сами виноваты.

— Конечно, — Зока вздохнул. — Разве может быть виноват в чем-нибудь старшина или мулла... Богатый человек может почувствовать себя виноватым разве что под кинжалом. Не под твоим ли кинжалом, Зелимхан?

Абрек задумался. Через некоторое время в хижину вошел молодой пастух и сказал:

— Какой-то человек, Зелимхан, спрашивает тебя.

— Кто такой? — поднялся абрек, беря в руки винтовку.

— Говорит, что ты его знаешь. Назвался Саламбеком из Сагопши.

Услышав имя товарища по тюрьме и бегству, Зелимхан поспешно вышел во двор. Вслед за ним из тесной каморки, в которой пахло свежим мясом и овечьим сыром, вышли и остальные.

Тепло встретив Саламбека, все они поднялись на плоскую крышу домика Зоки. Голубоватый свет луны освещал склоны гор, кошары овец и узкую дорогу, взбирающуюся сюда вдоль берега бурной реки.

Сын Зоки подал ужин: отварную баранину, горячий чурек и холодный айран.

* * *

На рассвете, когда Зелимхан с Саламбеком покидали стойбище пастухов, бодрствовали одни лишь собаки, сторожившие отары овец. Гостей провожал старый Зока, ехавший по делам в Дарго. Он просил своих новых друзей считать его очаг своим родным домом и не чураться его помощи.

— Когда понадобится, дайте только знать, и все мы тут же придем к вам на помощь, — говорил пастух, обращаясь к ним обоим.

— Я же сказал, Зока, что я как бы член твоей семьи, — отвечал харачоевец, повернувшись в седле к старику. — Пусть будет так, — кивнул головой Зока. — Я и к тебе обращаюсь, Саламбек.

— Баркалла, Зока. Очень рад, что у Зелимхана такие добрые здесь друзья.

— Мы и твои друзья. Ты наш гость, это обязывает нас быть особенно внимательными к тебе.

Старик замолчал, понимая, что товарищам, не видевшимся столь долгое время, есть о чем потолковать. Действительно, Саламбек тут же принялся рассказывать Зелимхану:

— Вчера, будучи проездом в Шали, я попытался разыскать Дику, но никто так и не смог сказать мне, где он и что с ним. Тебе не приходилось встречаться с ним после нашей последней встречи?

— Нет, — печально ответил Зелимхан, — Дика из-за своей беспечности снова угодил в тюрьму и пропал без вести.

— Что ты говоришь? — Это сообщение ошеломило Саламбека.

— Да. А Мусу предали его кровники вскоре после нашей разлуки, его убили стражники.

— Да благословит их аллах на том свете, — сказал старый Зока голосом, полным благочестивого сожаления.

— Аминь!

— Вот уж не мог подумать, что Дика беспечен, — воскликнул Саламбек.

— Не повезло им, — вздохнул Зелимхан. — Нельзя не верить людям, но чужое ухо, оказывается, всегда следует держать на подозрении. Особенно, если ты обидел людей, близких к начальству.

— Да, уж они затравят, как зверя, — Саламбек скрипнул зубами, — любые средства используют!

— Конечно, — подтвердил Зелимхан, — и меня ведь заставило уйти из родного дома то же самое.

— Всех сагопшинцев, кроме своих близких, старшина извел всякими повинностями да налогами, — сказал Саламбек. — Всем стало невмоготу.

— Оказывается, все они на один лад, — вмешался Зока, — эти старшины, а я думал, что только у нас в Дарго такой.

— Их же один хозяин подбирает, — махнул плеткой Зелимхан, — по своей мерке!

Солнце поднялось уже высоко, когда друзья подъехали к аулу Дарго.

— Здесь мы разойдемся, Зока, — сказал Зелимхан. — Ты езжай домой, а мы с Саламбеком свернем налево.

— Что ты, разве так можно? Давай заедем к моим родным, я долго вас не задержу.

— Баркалла, Зока, — ответил абрек, пожимая руку старику, — но у меня есть просьба к тебе.

— Только скажи. Все сделаю.

— Мы с Саламбеком в Харачой не попадем, — сказал Зелимхан, и глаза его грозно заблестели. — Повидайся с Солтамурадом и скажи ему, что мы ждем его послезавтра в Ишхое. А крестьянам нашим пусть передаст, чтобы не падали духом. Если кого из них сошлют в Сибирь, я жестоко накажу веденских чиновников. Пусть начальство узнает о моей клятве: за каждую обиду, нанесенную им, полковник Гулаев заплатит мне дважды. А пока прощай!..

На этот раз пристав Сараев явился в Харачой совсем неожиданно. Он приехал в фаэтоне, и сопровождал его солидный конвой. Днем раньше в злополучный аул были присланы солдаты в количестве, значительно большем, чем обычно. Старшина Адод разместил их по дворам крестьян, которые посчитали, что солдаты просто присланы к ним на постой.

В это утро, когда Бек Сараев появился у мечети, на площади уже собралась довольно значительная толпа. Люди молча сбились в кучу и с тревогой ждали, что принесет им на этот раз визит пристава. Стараясь не слишком бросаться в глаза, пришел и старик Гушмазуко. Поглядывая на свиту пристава, он заметил поручика Грибова, к которому питал добрые чувства. Тот словно высматривал кого-то в толпе, и когда глаза их встретились, молодой офицер подал ему едва заметный знак: дескать, уноси ноги, старик, покуда цел! Гушмазуко понял и тут же незаметно скрылся.

Бек Сараев не заметил ни этого разговора глаз, ни исчезновения старого горца. Пристав расправил плечи, откашлялся и начал говорить:

— Харачоевцы! Вы боитесь этих грязных разбойников? — произнес он, поочередно упираясь мутными глазами в окружающие его лица.

Харачоевцы делали вид, что не понимают его слов.

— Ну конечно, вы боитесь их! — уже выкрикнул пристав, приходя в ярость.

— Мы не боимся их, господин пристав, — отозвался чей-то голос из толпы. — Люди, о которых вы говорите, не зависят ни от нас, ни от вас. Зачем же наказывать беззащитных крестьян, понятия не имеющих, где сейчас абреки!..

— Вот как! — Бек Сараев приподнялся на носках. — Где этот храбрец? Покажись!