Сборник - Мини от G до PG-13

Рим не мог проиграть греческому выскочке, возомнившему себя воином. Цезарь лично тогда принес жертву Марсу, испросив благословения, и получил его незамедлительно: орел поднялся над храмом, едва консул спустился по ступенькам. Это был совершенно определенный знак, и Цезарь преисполнился уверенности в силе и могуществе Рима.

Но вот Завоеватель вторично разбивает его легионы! Как может быть такое?

И сейчас Цезарь все смотрит и смотрит на карту, изучает маршруты, шевелит губами и просчитывает возможные ходы.

Гонец сообщил невероятное: армия Завоевателя не только отбросила легион Луция Муммия от стен Мессены, но и гнала римских солдат по долине, словно скот, пока не повернула обратно.

Цезарь гневно раздувает щеки, в приступе ярости срывает карту со стены, бросает наземь, топчет ногами и, медленно остывая, отходит к окну.

Над Римом по-прежнему вьется ночь. Тягучая и черная, как греческий огонь, она вгоняет в тоску и вызывает в памяти старые сны из тех, которые давно пора подарить судьбам. Цезарь вспоминает море, пиратский корабль и женщину на нем в причудливых и ярких одеждах.

К чему это сейчас? Прошлое поросло быльем, ушло под землю и не вернется: Юлий лично приказал распять его.

Консул оборачивается, резко и почти испуганно, когда тень за его плечом приобретает знакомые черты. Но нет, почудилось: все спокойно, и только тени колышутся на своих местах, никуда не торопясь.

Зато торопится Цезарь. Накинув плащ, он велит солдату выбрать в загоне самого тучного барана и притащить его в храм Марса. Сам же консул идет вперед и вскоре уже поднимается по ступеням, ощущая накатывающее благоговение. Минует белоснежные колонны, содрогающиеся от приступов ветра факелы, и входит в центральный зал, где, ежедневно отмываемый от крови, стоит алтарь.

Солдат затаскивает сопротивляющегося барана, и Цезарь довольно улыбается: Марс любит, когда жертвы не безвольны. Когда кровь бьет фонтаном, а не течет слабой струйкой. Жрец с поклоном подносит консулу нож и уходит, уводя с собой солдата. Цезарь остается наедине со своими мыслями и своим богом.

Как бы ни кичился Рим своим пантеоном, по сути, ведает его проблемами только один бессмертный. И именно к нему раз за разом обращается консул, опускаясь на колени, готовясь услышать только то, что ему нужно.

Нож не успевает коснуться шеи хрипящего животного, когда храм озаряется голубоватым сиянием. Пылающий шар непривычного для огня цвета выпускает из себя рослого широкоплечего мужчину с густыми вьющимися волосами. Одежды выдают в нем воина, что с успехом подтверждает меч. Консул никогда не видел бога войны, однако и не думает сомневаться в том, кто перед ним.

Цезарь тяжело опускается на одно колено.

– Марс, – голос дрожит, что не подобает римлянину, но перед богом все равны.

Бессмертный воин делает шаг вперед, и под ногами его клубится дым тех сражений, что неведомы Цезарю.

– Поднимись, – велит бог голосом густым и низким, таким, что волоски на теле встают дыбом. Римлянин спешит выполнить приказ.

Марс разглядывает консула, дым вокруг него неспешно развеивается, тает. Облик бессмертного грозен, в нем явственно ощущается божественная сила, против которой не сладить. Консул сам себе кажется крохотным и незначительным рядом с богом.

– Ты принес мне столько жертв, римлянин, – Марс склоняется к Цезарю, и тот почти задыхается от терпкого запаха непривычных для Рима благовоний. – Я устал слушать твои мольбы.

И действительно – усталость проскальзывает в черных глазах Марса, консул видит это столь отчетливо, что почти смущен. Но это не значит, что он должен показывать свое смущение.

– Мессенцы не сдаются, – степенно говорит Цезарь то, что собирался вымолить. – У них новый лидер. Завоеватель – так эти дикари называют его.

Ему нет дела до греческой истории, до греческих ученых и спортсменов: на землях, которые Рим собирается подчинить себе, живут только дикие народы – так проще объяснять это спонсорам.

Марс испытующе смотрит на спокойного консула, будто пытается проверить, не врет ли тот. Цезарь уже привык к нему: бог кажется обычным мужчиной, из плоти и крови, как любой смертный, разве что выше и сильнее многих.

– И что же ты хочешь от меня? – вопрос Марса повергает консула врасплох. В своих мольбах он всегда четок, как минимум потому, что составляет их заранее. Составил он их и сегодня, но появление бога прямо перед ним спутало карты.

– Смерти Завоевателя, – наконец, говорит Цезарь. Бессмертный продолжает смотреть на него, а потом вдруг разражается смехом. В левом ухе трясется серьга, содрогаются плечи, и совсем уже нет ничего божественного в облике Марса.

Цезарь раздосадован. Он не привык, чтобы над ним смеялись, он забыл, каково это бывает, а потому выпрямляется, чтобы быть выше, и гневно заявляет:

– Дурной признак – смех в то время, когда стоило бы быть серьезным.

В сей же миг Марс напоминает зарвавшемуся римлянину, с кем он имеет дело: храм содрогается, колонны принимаются ходить ходуном, глаза бессмертного зажигаются пламенем войны, а крепкие пальцы сжимаются на шее Цезаря. Потемневшее лицо приближается к лицу консула, и Цезарь в ужасе пытается сказать хоть что-нибудь, пока огонь не сжег его дотла.

– Дерзкий смертный, – шипит Марс, слова срываются с его губ каплями раскаленного масла, Цезарь чувствует, как прожигается кожа. – Твое счастье, что я не убиваю верных мне просто так.

Цезарю так не кажется: рука вот-вот сломает ему горло, глаза вылезают из орбит, сердце стучит так бешено, что выскакивает сквозь ребра.

Марс нехотя отпускает его. Просто разжимает пальцы, и консул валится пыльным мешком на пол, прижимается обожженной щекой к прохладным мраморным плитам и лежит так какое-то время, пытаясь прийти в себя.

Храм все еще трясется, но это кажется слишком незначительным.

Марс садится на корточки рядом с поверженным римлянином, гладит его по голове, почти нежно, затем захватывает вдруг волосы в горсть и вздергивает Цезаря так, чтобы отыскать его взгляд.

– Я перенесу тебя к Завоевателю, – сообщает он хмуро, – потому что мне надоело слушать твое нытье. Делай там свое дело, римлянин – ведь тебе же нужна его смерть? Но большего не жди: на чужой территории у меня не будет возможности помочь тебе.

Это и так неожиданно много, Цезарь, уже смирившийся с мыслью, что бог оставит его ни с чем и более никогда не откликнется, торопливо кивает. Точнее, пытается это сделать: голова все еще запрокинута под неудобным углом.

Нет времени взвешивать «за» и «против»: Марс может передумать в любой момент, а консулу необходимо добраться до горла того, кто мешает его честолюбивым планам. Жертвенный нож валяется рядом, надо только дотянуться до него…