Сью Таунсенд - Дневники Адриана Моула

Отец Пандоры согласился пропустить на бегу рюмочку, затем предобеденный аперитив, затем еще один вдогонку, затем еще рюмочку "на посошок". Затем еще стаканчик – доказать, что днем его никогда не развозит. У Пандоры начали поджиматься губы (взрослые женщины, наверное, специально обучают девочек этому искусству). Затем Пандора отобрала у отца ключи и позвонила маме, чтобы та приехала забрать машину. Мне пришлось терпеливо наблюдать, как мой отец изображает какого-то типа по имени Фрэнк Синатра, исполняя песню "Давай еще по одной, малютка, и на дорожку еще по одной". Отец Пандоры схватил большой молочник и стал корчить из себя бармена. Когда вошла мама Пандоры, оба отца пьяно орали песни. Она так поджала губы, что их просто не стало. Приказав мужу и Пандоре убираться в машину, она сказала отцу, что тому давно пора взять себя в руки. Сказала, что понимает, каким униженным, ожесточившимся и одиноким он себя чувствует, оставшись без работы, но это не дает ему права показывать дурной пример впечатлительному подростку. Затем уехала со скоростью 10 метров в час. Пандора послала мне воздушный поцелуй через заднее окно.

Я категорически протестую! Никакие поступки отца больше не способны произвести на меня ни малейшего впечатления.

На обед ели карри с рисом. В это время зашла миссис Сингх. Наше карри показалось ей очень смешным, она все тыкала в блюде пальцем и хихикала. Временами мне кажется, что во всем мире только у меня одного и сохранились пристойные манеры.

Берт сказал отцу, что уверен в намерении директрисы отравить его (Берта то есть, а не отца), но отец ответил, что казенная еда везде одинакова. Когда настало время возвращаться в приют, Берт зарыдал. Просил: "Не заставляйте меня ехать туда". И много чего наговорил печального. Отец объяснил, что дома мы не сумеем обеспечить ему должный уход, так что пришлось везти Берта к машине, хотя он то и дело пытался поставить коляску на тормоз. Свой сундук он попросил оставить у нас и открыть после его смерти. Ключ от сундука Берт носит на шее на веревочке. А пса все нет и нет.

Вторник, 13 октября.

Позвонила разгневанная бабушка, спросила, когда мы, наконец, соизволим явиться забрать нашего пса! Оказывается, этот паршивец прибежал к ней еще шестого октября. Я немедленно приехал к бабушке и был поражен тем, как выглядит пес: он стал совсем серым и старым. Ему одиннадцать лет. По собачьим годам это пенсионный возраст. Никогда не видел, чтобы собаки резко старились. Должно быть, восемь дней с бабушкой показались ему адом.

Четверг, 15 октября.

Пошел в молодежный клуб примерять паршивые вонючие старые туристские ботинки. Рик Лемон взял их напрокат в спортивном магазине Чтобы не сваливались, приходится надевать три пары носок. В горы нас идет шестеро, ведет нас Рик. У него нет опыта горного туризма, зато есть опыт выживания в экстремальных условиях. Он родился и вырос в Керби-Нью-Таун Я приобрел в универсаме походный рацион. Тащить придется все на себе, так что вес важный фактор Купил:

1 коробку кукурузных хлопьев.

2 пинты молока.

Коробку чая в пакетиках. Консервы из ревеня.

5 фунтов картошки.

0.5 фунта лярда.

0.5 фунта масла.

2 буханки хлеба.

1 фунт сыра.

2 коробки галет.

2 фунта сахара.

Рулон туалетной бумаги.

Жидкое мыло для мытья посуды.

2 банки консервов из тунца.

1 банку тушенки.

1 банку консервированной моркови.

Еле дотащил походный рацион домой, как же я потащу все это по горам просто не представляю! Папа посоветовал оставить что-нибудь дома. Решил оставить кукурузные хлопья и туалетную бумагу.

Воскресенье, 18 октября.

Восемнадцатое после троицына дня.

20.00.Сколь радостно возвращение к цивилизации! Последние два дня прожил, словно последний дикарь. Ночевал на сырой земле, и лишь тончайшая ткань спального мешка лежала меж мною и стихией! Пытался жарить картошку на крохотном походном примусе! Плелся по руслу ручья в ботинках, больше похожих на испанские сапоги! Отправлял естественные надобности прямо под открытым небом! И подтирался листьями! Ни ванну принять, ни зубы почистить! Ни телевизора посмотреть, ни радио послушать! Рик Лемон даже не разрешил нам пересидеть в микроавтобусе дождь! Велел создавать укрытия из подручных средств! Пандора нашла целлофановый мешок из-под кормов для скота, и мы по очереди прятались под ним.

Как я только выжил – ума не приложу. Яйца в моем рюкзаке превратились в месиво, хлеб размок, галеты раскрошились, а консервного ножа ни у кого не нашлось. Чуть не умер с голоду. Слава богу, что хоть сыр не течет, не крошится, не разбухает от воды и не запаян в банку. Как я был счастлив, когда нас нашли и доставили на базу горноспасательной службы! Рика отчитали за то, что он пустился в поход, не взяв ни компаса, ни карты. Рик возразил, что знает эти горы как свои пять пальцев. Начальник спасателей ответил на это, что Рик, значит, никогда в жизни не снимал перчаток, потому что нас обнаружили в семи милях от нашего микроавтобуса, и шли мы в противоположную от него сторону!

Впервые за двое суток буду спать в постели. В школу завтра не пойду: стер ноги.

Понедельник, 19 октября.

Придется залечивать ноги дня два, не меньше. Доктор Грей был со мной весьма не любезен – нечего, мол, егo дергать из-за ерундовых болячек. Такое отношение покоробило меня. Ведь всем известно, что у альпинистов нередки случаи гангрены.

Четверг, 22 октября.

Прохромал полдороги до школы. Пес увязался за мной. Похромал обратно домой, запер пса в угольный сарай. Прохромал всю дорогу до школы, опоздал на пятнадцать минут. Мистер Скратон сделал мне втык. Нехорошо, мол, опаздывать ответственному за борьбу с опозданиями, подаю дурной пример. Легко ему говорить! Ездит на "форде", да и забот никаких – руководи себе школой, и все. У меня же забот полон рот, а машины – нет.

Пятница, 23 октября.

Получил письмо из больницы. На вторник, двадцать седьмого, мне назначено удалять гланды. Я в шоке! Папа говорит, что записал меня на операцию, когда мне было пять! Выходит, я девять лет страдал ежегодными приступами тонзиллита только потому, что у министерства здравоохранения туго с деньгами!

Суббота, 24 октября.

Купил себе новые тапки, халат, пижаму и туалетные принадлежности. Папа, как всегда, разнылся. Не понимает, почему бы мне не лечь в больницу в старом белье. Я ему объяснил, что буду нелепо выглядеть в халате с Питером Пеном и в пижаме с Винни-Пухом, тем более, что они не только убого смотрятся и все в заплатках, но и стали мне малы. Папа ответил, что в моем возрасте спал в ночной рубашке, сшитой из двух угольных мешков. Его версия показалась мне сомнительной, и я позвонил бабушке проверить. Папе пришлось повторить свои слова в трубку. Бабушка ответила, что мешки были вовсе не из-под угля, а из-под муки. Теперь я знаю, что мой папа – патологический лжец!