Олег - Вепрь

Я припомнил Гавриле Степановичу слова, брошенные им в момент нашего знакомства.

Банзай догнал валенок и добавил ему пару горячих.

- Послушай, Сергей. - Егерь провел рукой по глазам. - Я действительно не знаю и малой доли. Паскевич - генерал. Генерал-лейтенант, вернее. Он вообще никого не допускал к операции «Феникс». О ней и в Москве-то не больше трех человек в курсе. А я до инвалидности был рядовым исполнителем. Не рядовым, но - не важно.

- Генерал-лейтенант?! - Я чуть не задохнулся. - А Белявский кто? Маршал Советского Союза?

- Всего лишь академик. - Обрубков прикурил следующую папиросу. - Хотя ему на это срать. Он - одержимый.

- Да сколько ж ему лет-то?!

- Ну, хватит. - Егерь поднял крышку погреба. - Я и так сказал больше, чем право имею.

Через мгновение он скрылся в недрах подземелья. Еще через мгновение внизу застучал двигатель. Я никогда не интересовался у Обрубкова о причине этих странных запусков. Я был уверен, что у него там работает сверхмощный самогонный аппарат с каким-то механическим ускорителем.

- Романтики революции! - крикнул я, встав на колени и дергая кольцо. - Сволочи!

Крышка была заперта изнутри.

- Вот сволочи! - Я прошел в гостиную, с размаху кинулся на диван и разрыдался от обиды и бессилия.

Я плакал, как ребенок, лишенный прогулки. Затем сбегал за подстаканником Сорокина. Подстаканник я метнул с порога, высадил в комнате стекло и опять упал на диван. Так я пролежал вниз лицом до прихода Анастасии, которая ходила навещать свою бабку.

- Дует, Сережа. - Она погладила меня по голове, присев рядом. - Заткнуть бы следовало. Простынешь.

Я обнял ее колени и рассказал ей все. Или почти все. Она, не перебивая, слушала меня. Потом мы сидели молча, пока в кухне не хлопнула крышка погреба. Мы вышли к Обрубкову. Он был пьян.

- Давай, брат. - Наполнив две жестяные кружки самогоном, он пригласил меня широким жестом. - За победу. Путь-дорога самурая. А для тебя, родная, есть почта полевая.

Это он уже Настю поставил в известность.

«Тоже поэт». Я смахнул со стола полную кружку. Самогон зашипел на чугунных дисках в устье печи, куда попали брызги.

- Это правда? - Присев к столу, Настя начала теребить клеенку своими худыми пальцами.

Она была натянута как тетива самострела, изготовленного к бою.

- За Халхин-Гол. - Гаврила Степанович залпом опустошил свою жестянку. - Ли дай тао цзян.

- Пойдем, Сережа. - Отвернувшись от егеря, Настя встала из-за стола и скрылась в гостиной.

Я еще продолжал смотреть на пьяного чекиста, когда она поставила рядом со мной пишущую машинку. Рюкзак мой с вещами также был собран.

На Гаврилу Степановича Настя больше не обращала внимания. Он перестал для нее существовать. Хотя нет. С порога она задала ему последний вопрос, очень тихо, но Обрубков его расслышал.

- А мама где?

- Сначала с доктором. - Обрубков уронил голову на клеенку. - Потом в клинике. Тебя к ней не пустят. Буйная она. Свихнулась мамаша твоя, сука.

Мы с Настей медленно шли по единственной, как рука егеря, улице Пустырей.

- Завтра в Москву, - сказала Настя, когда мы миновали «замок» Реброва-Белявского. - Филя отвезет на станцию. За бабушкой попрошу его присмотреть. Он не откажет. Заберем, когда устроимся.

На следующий день рано утром нас разбудил настойчивый громкий стук. В Пустырях так не стучали. В Пустырях вообще без стука входили, если не заперто. Если же было заперто, чаще лягали наружную дверь ногой или дурными голосами орали под окнами что-нибудь вроде: «Дусь, вынеси красного три!», или: «Семеныч, одолжай треху до завтра!», или же: «Чехов, падла! Опять Гусеница уздечку порвала! Дай велосипедную цепь, что ли?!» Короче, разное орали. Здесь же имел место стук официальный и без шумового сопровождения. Пока я натягивал джинсы, Настя уже открыла. Зазвучали приглушенные голоса.

- Гражданин Гущин? - Двое незнакомцев средних лет в одинаковых пальто с поднятыми воротниками зашли в комнату. Род их деятельности не вызывал ни малейших сомнений. «Вчера надо было ехать!» - прочитал я по Настиным глазам.

- Стая! - крикнула из кресла Ольга Петровна. - Слетелись вороны падали искать!

Незнакомцы переглянулись. Один предъявил мне свое удостоверение.

- Мы вас в машине подождем.

Да, уезжать надо было сразу, как только Настя приняла решение. Пока я обувался, она тихо стояла рядом. В подобных ситуациях настоящим мужчинам полагается успокаивать своих женщин. Ключ от московской квартиры я бросил на скатерть.

- Скажешь, что невеста. - Карандаш прыгал и моих пальцах, но с адресом я все же справился. - Водки сразу Ирине купи. Она там главная. И обиду не даст.

«Николаевна, с меня причитается. Серега», - добавил я на блокнотном листе персонально для Бутырки.

- Я еще расчет не взяла, - глухо сказала Настя.

- Не бери. - Я сообразил, что Паскевичу головы не сносить. - Он сам трудовую вышлет. Ему резона нет с академиком ссориться. Просто поезжай.

Я далеко не был уверен, что ветеринар Белявский вообще помнит о существовании внучки, но иных доводов в тот момент не нашел.

Мы обнялись, и я обернулся к старухе.

- Прощайте, Ольга Петровна.

- Прощай, мальчик. - Ее подбородок слегка лишь кивнул.

В кабине «уазика», помимо водителя, сзади, нахохлившись, точно боевой петух, маячил Пугашкин. Его я заметил издали. Пугашкину пришлось потесниться, чтобы я сел.

К моему вящему изумлению, машина покатила в нижние Пустыри. Из тщеславия я не задавал вопросов. Не пристало узнику совести унижать себя излишней суетой. Я уже мнил себя в одном оглавлении с Буковским и Солженицыным, удрученный только тем, что литературный багаж мой оставляет желать лучшего. «Впрочем, это субъективно», - рассудил я, наблюдая, как братья Ребровы гоняют по двору жену Тимофея Наталью.

Был тот редкий раз, когда Наталья проигрывала сражение. По всей видимости, коварные танкисты застигли ее врасплох. Босая, в одной комбинации, она металась между баней и хлевом, ускользая от колющих и рубящих ударов. Крышкой от бадьи она оборонялась весьма успешно. Тяжело вооруженные жердями братья, ломая ожесточенное сопротивление врага, старались взять его в клещи. Пугашкин демонстративно отвернулся: мол, не по чину ему, районному важняку, реагировать на бытовуху. Приезжим вообще все было до потолка, кроме их непосредственного задания. Непосредственное же задание, в то время как я готовился к ночным допросам в застенках, им еще только предстояло.

«Уазик», осторожно перевалив через ветхий мост, подкатил к дому Гаврилы Степановича.

- Гущин, - обернулся ко мне сидевший впереди оперативник, - вы знакомы с планировкой помещения?

- Разумеется. - Я старался отвечать высокомерно.

- Тогда - за нами.

Он выпрыгнул в сугроб и достал из кармана пистолет.