Питер Годфри-Смит - Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания

Все эти варианты зависят от расположения светочувствительных клеток относительно хроматофоров и от других неизвестных. Но в каком-то смысле было бы странно, если бы подобного механизма не было . Если светочувствительные элементы лежат ниже хроматофоров, то, когда животное использует хроматофоры для смены окраски, это непременно отразится на светочувствительных элементах под ними и характер этого воздействия будет зависеть от света «на входе». Это готовая информация. Эволюции вряд ли потребовались бы сложные преобразования, чтобы животное сумело приспособить эту информацию к делу [135] Может оказаться так, что эта часть рассуждений Питера Годфри-Смита устарела, едва успев выйти. В том же 2016 году, когда было опубликовано оригинальное английское издание этой книги, в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences («Известия Национальной академии наук США») появилась статья отца и сына Александра и Кристофера Стаббсов (A. Stubbs, C. Stubbs. Color vision via chromatic blur and pupil shape // PNAS Jul 2016, 201524578; DOI: 10.1073/pnas.1524578113), предлагающая совершенно иное объяснение возможности существования цветового зрения у головоногих. Авторы полагают, что секрет заключается в необычном зрачке глаза головоногих, который имеет сложную U‐образную или подобную ей форму. В результате проходящий через него свет попадает на сетчатку под множеством разных углов. В итоге возникает значительная хроматическая аберрация, и глаз фокусирует световые волны разной длины на разных участках сетчатки. Цвет же определяется исходя из того, удалось ли сфокусировать на ней волны определенной длины. Похоже, подобный механизм действительно может обеспечить цветовое зрение при одном типе фоторецепторов в глазу, что благополучно разрешает проблему, с которой бился Питер Годфри-Смит. Любопытно, что при таком механизме глаз должен видеть разные цвета с разной резкостью и яркие чистые цвета видны четче — в том числе и яркий желтый цвет, о большом значении которого в жизни каракатиц пишет Годфри-Смит! .

По части маскировки осьминогам нет равных. Они могут оставаться совершенно невидимыми для наблюдателя — причем наблюдателя, который специально их ищет, — сидя в метре от него. Задачу им облегчает то, что, в отличие от каракатиц, у осьминогов практически нет твердых частей тела и они могут принимать чуть ли не любую форму. Гигантские каракатицы не могут так идеально дурачить наблюдателя, как осьминоги, но некоторые к этому идеалу приближаются. Лучший образец маскировки среди каракатиц я наблюдал у красной каракатицы ( Sepia mestus ). Это некрупный вид, вырастающий не более чем до 15 см в длину. Ее английское название «каракатица-жница» мрачновато для нее [136] «Жница» ( Reaper ) в английском языке — эвфемизм для обозначения смерти. — Примеч. пер. — это милейшее животное, какое только можно себе представить. Обычно они приглушенного красного оттенка с желтой обводкой вокруг глаз. Этот экземпляр попался мне среди водорослей. Когда мы друг друга заметили, каракатица испугалась. Она пустилась в бегство, пытаясь укрыться то в водорослях, то за скалами. И вдруг она выскочила в открытый проход между скал с разбросанными по дну редкими камнями и исчезла. Раз — и я ее не вижу.

Я знал, что эти каракатицы умеют притворяться пестрыми камнями, и определенно ожидал, что она где-то тут — камнем прикидывается. Посреди прохода лежал небольшой камень. Я взглянул и подумал: ну, это и вправду камень. Я отправился в другой конец прохода, откуда она должна была выплыть, но ее и след простыл. Я вернулся снова осмотреть проход. И взглянуть на тот камень. При ближайшем рассмотрении он оказался каракатицей. Убедившись, что мое внимание сосредоточено на ней, она прекратила изображать камень и приняла свою обычную малиновую окраску. Так что я искал малютку-каракатицу, похожую на камень, зная притом, где искать, но она меня все равно одурачила.

Я все еще наблюдал, как она меняет краски, как вдруг откуда ни возьмись вынырнула зеленая мурена с разинутой пастью и бросилась на нее. Каракатица выпустила облако чернил — у них такие же чернила, как у осьминогов и кальмаров. Оно походило на клуб черного дыма, словно каракатица загорелась. Я попробовал заглянуть в проход, но там все было черным-черно, и я лишь мельком увидел беспомощную каракатицу в зубах мурены, которая мотала ее во все стороны. Меня заедала совесть, поскольку это из-за меня, наверное, каракатица отвлеклась и мурена воспользовалась случаем.

Чернила все еще клубились. После такого свирепого нападения я уже мысленно попрощался с каракатицей. Но затем она выплыла из черного облака — странно приплюснутая, безумной расцветки, с растопыренными плавниками. Она выглядела оглушенной, раненой, но плавать могла. На спине у нее осталась лишь одна крупная отметина от укуса, вокруг глаз все еще держались желтые полосы. Поначалу она плавала беспорядочными пьяными зигзагами. Потом спрямила курс и направилась в укрытие под другую скалу.

Я был поражен. Я знаю мурен как высокопрофессиональных хищников, особенно в ближнем бою среди скал и водорослей. Они состоят из сплошных зубов, мышц и змеиной силы. Когда мурена напала на каракатицу, казалось, что у той нет никаких шансов. Каракатица лишена зубов, костей и брони. Она похожа не на плоскую змею, а на игрушечный дирижабль. И все же она спаслась [137] Чернила головоногих содержат не только темный пигмент. В них есть компоненты, которые могут оказывать различного рода воздействие на нервную систему хищников. См. Nixon and Young, The Brains and Lives of Cephalopods (New York: Oxford University Press, 2003), 288. .

Считается, что первоначальной функцией смены окраски у головоногих — то есть ее эволюционной первопричиной — была маскировка [138] Отношение между маскировочными и коммуникативными функциями подробно обсуждается в статье Дженнифер Мейтер — Jennifer Mather, « Cephalopod Skin Displays: From Concealment to Communication», in Evolution of Communication Systems: A Comparative Approach , ed. D. Kimbrough Oller and Ulrike Griebel, 193–214 (Cambridge, MA: MIT Press, 2004). . Когда головоногие утратили раковину и отправились в свободное плавание по морям, кишащим зубастыми рыбами, маскировка была одним из способов не попасть к ним на обед. Маскировка — полная противоположность коммуникации: окраска нужна затем, чтобы вас не увидели или не узнали. У некоторых видов впоследствии появилась сигнальная окраска — маскировочный механизм был приспособлен к нуждам коммуникации и обмена посланиями. Теперь краски и узоры демонстрируются для того, чтобы их видели и замечали наблюдатели — например, соперники или потенциальные брачные партнеры.

Промежуточное положение между очевидными примерами маскировки и коммуникации занимают демонстрации устрашения . Это яркие расцветки, которые часто демонстрируются при бегстве от хищника. Предполагается, что их цель — ошарашить или сбить с толку противника, внезапно приняв новый необычный облик, так чтобы хищник замер или оказался дезориентирован. В данном случае цель демонстрации — чтобы ее заметили, но она не несет никакой информации для адресата. Она всего лишь должна огорошить, помешать погоне.