Эрнест Сетон-Томпсон - Зверь [сборник]

И отважные стражники бросились в атаку. Волк за волком падали замертво, сраженные ударами длинных и острых копий. Но многие из товарищей Боссилье пострадали, получив тяжкие раны, а пятеро пали наземь с перегрызенными глотками.

Возгласы одобрения, доносящиеся от горожан, что толпились на крышах, и реющий в воздухе королевский стяг вдохновляли воинов. Ход сражения переломился. Копейщики насаживали волков на длинные пики, которые легко проникали под чашу фонтана. Почти все волки были убиты, но несколько, во главе с Курто, прорвали осаду и бросились в другое укрытие — в дверной проем Нотр-Дама. Там, под каменными арками, они развернулись. Пятеро их было, не считая Курто, и вокруг них сомкнулось людское кольцо. Тяжкой и изнурительной была эта битва. Люди старались пронзить волкам лапы и шею. Волк за волком падали, и в конце концов лишь один остался на ногах — великий и лютый их король.

Тогда храбрец Боссилье, любивший честный бой, закричал:

— Отойдите от него! Поскольку лишь он остался в живых и лично мне бросил вызов, да сойдемся мы в бою один на один!

И он ринулся в атаку, вооруженный копьем, как будто рыцарь сошелся в поединке с рыцарем.

Огромный волк вздыбился и рванулся навстречу Боссилье. Копье пронзило грудь Курто, но он напряг все силы, прянул прочь и вырвал его из своей плоти. Боссилье рухнул, сбитый внезапным толчком, а страшные волчьи клыки разодрали его кожаный нагрудник и сомкнулись на шее, под подбородком, разрывая смельчаку горло. Так сплелись Курто и Боссилье, великий и ужасный волк и отважный сильный воитель, в смертельных объятьях, жизнь вместе с алой кровью вытекала из их жил. И умерли они, лежа рядом.

Тогда раздался с великого собора колокольный перезвон — радостный перезвон, счастливый перезвон, благовест вместо погребальных песнопений. И выводили колокола «Gloriain Excelsis» [48] « Слава в вышних Богу» — хвалебный христианский гимн, часть католической мессы ( лат. ). . Парижский люд перепрыгивал через баррикады. Три сотни волков лежали в ряд. И на вершину катафалка, задрапированного в красное и черное, возложили Курто, чтобы вознесся он высоко и каждый мог увидеть его тело.

Герольды же вострубили перед его величеством в трубы и возвестили на весь мир:

— Курто мертв! Великий и ужасный волк повержен! Пусть каждый подойдет и убедится: пришел конец его владычеству! Господь вспомнил о своем народе! Придите и взгляните!

И весь парижский люд явился, дабы собственными глазами увидеть, что Курто и в самом деле мертв.

Печальную дань воздали также доблестному Боссилье-избавителю. Но весь мир ликовал.

Так начались для Франции прекрасные новые времена. И вскорости Богом посланная дева появилась в Орлеане. Что Боссилье свершил с парижскими волками, рожденная на небесах дева вскорости свершила с волками-англичанами.

И так, благодаря священной жертве, заря нового дня взошла над Францией.

Восемь мрачных лет, с 1650 по 1658 год, странствовали они, волки, по землям северных графств Ирландии, разоряя их. И если вы желаете познать ужас их деяний, то обратитесь к Красным летописям Тирона. Но для тех, кто хочет услышать лишь о доблести, я рассказываю эту историю такой, какой я ее услышал.

Они обитали в долине Баллиндерри, последние два волка Северной Ирландии. Пара гигантов, нападавших на каждое овечье пастбище, собиравших дань с каждого коровьего стада от высоких холмов Камтогера по ту сторону реки Гленелли до Онаклой и на запад до Эннискиллена, с низиной Баллиголли в центре, где скот был наилучшим, а их набеги — наиболее частыми.

Королевскую цену по меркам того времени назначили за их головы. Один фунт был платой рабочего за долгий трудный год. Два фунта — высочайшей наградой за поимку разбойника. И когда за голову знаменитого Брэннана О’Шага была назначена кровавая цена в три фунта, это стало рекордной наградой и способствовало его скорейшей погибели.

Но за двух великих волков Баллиголли выставили цену по пять фунтов за каждую жуткую голову — вознаграждение достаточное, чтобы крестьянин мог прожить на него всю жизнь.

Да, и многие доблестные дворяне выступили в поход, чтобы сразить их, и множество собак и благородных скакунов было загублено напрасно. Ведь волки из Баллиголли были настолько же хитрыми, насколько сильными: смертоносное воинство охотников с собаками и лошадьми так и не смогло найти их, и крестьяне, всю ночь сидевшие в засаде с вилами, мушкетами, факелами и цепными псами, не увидели и следа мрачных жнецов. Они нападали лишь на беззащитные стада и атаковали всегда там, где пастухи ожидали этого меньше всего.

Но Баллиголли был их излюбленным местом для набегов. Целый месяц там не случалось ни одного убийства. И вот два следа, слишком больших для собачьих, обнаружились на болоте, долгий мелодичный вой, исторгнутый низкоголосым горлом и подхваченный вдалеке, прозвучал в долине. И знающие люди в деревне поглядывали по сторонам и мрачно предупреждали: «Теперь мы должны смотреть в оба и быть готовыми ко многим смертям в стадах Баллиголли».

Старый добрый лорд Фицуильям послал за ним, за Рори Каррахом, убийцей волков. Фицуильям был одним из ненавистных англичан, но лучше, чем остальные из этого племени, и всегда был готов помочь своим фермерам. Двадцать зарубок насчитывалось на копье Рори — по одной за каждого убитого им волка, им и его зловещими ирландскими волкодавами.

Многих из них он потерял в отчаянных схватках, и не единожды погибали его собратья-охотники. Но Рори, молодой гигант со стальными мускулами и непревзойденным мужеством, никогда еще не терпел поражений. Рори Каррах был надеждой долины, страдавшей от набегов волков, и когда Фицуильям позвал его, то пообещал: «Двойную цену дам я за каждую голову, если ты сумеешь избавить нас от этой чумы, — и любую помощь, какая потребуется».

Взгляд серых глаз Рори стал еще более пронзительным, губы сжались в тонкую линию, он ответил: «Мне не нужна толпа. Я люблю охоту. Я встречу каждого волка сам».

В ту ночь 1658 года его привели в маленький трактир в Баллиголли, где собрались фермеры и пастухи.

Бутылка с ирландским виски передавалась по кругу, пока фермеры, охваченные благоговейным страхом, глазели на молодого атлета, который сидел у огня и спокойно спрашивал о набегах, потерях, о местонахождении крупных каменных овчарен, загонов для овец, без которых не обходилась ни одна ферма.

Болотный сок рекой лился в кружки и развязывал языки. Фермер Каван рассказал о своей тяжелой утрате год назад — он потерял дюжину коров. И пастух Арма — о том, как его стадо было полностью уничтожено. Затем Фойл, егерь, снискавший себе славу тем, что голыми руками одолел двух барсуков, привстал — виски весьма вдохновило его — и взревел: «Я бы всех овец отдал, лишь бы эти волки попали мне в лапы! Мне бы ни копье не понадобилось, ни дубинка!»