Григорий Устинов - Первая зорька

— Тогда другой разговор будет. Места у нас хороши. Помнишь, Максим, Волчьи болота? Туда ехать надо. Там козел испокон веков водится.

У Абрыкова сверкнули глаза. Он заерзал на скамье и смотрел, не отрываясь, на Веслова.

— А почему болота называются Волчьими, когда козлы там водятся? — опередив меня, спросил молчавший до того Костяшин.

— Сказывают старики, что когда-то в тех болотах деревенские охотники волчьи выводки находили, — пояснил Захар Петрович.

— Ну, а сейчас? — допытывался я.

— Не-е. У нас в районе они зимой-то редко нос кажут. Мы их тут не жалуем. Чуть что — облаву.

Наутро решено было отправиться в Волчьи болота. Захар Петрович отложил поездку за сеном и с большим желанием примкнул к нашей компании.

Ночь у охотника коротка. Захар Петрович поднял нас после вторых петухов. Заря уже занималась. Хмурившееся накануне небо совершенно очистилось. День обещал быть погожим.

Поблагодарив хозяйку за гостеприимство, мы тронулись в путь. Выехали на малоезженный проселок. Вскоре дорога залевила и привела нас в окруженное лесом сухое болото, сплошь заросшее осокой и редким кустарником. Посреди болота прямо и косо маячил пегими стволами гнивший березовый сухостой, над которым изрядно поработали дятлы.

— Здесь сделаем первый загон, — пояснил Захар Петрович, указывая на примыкающий вплотную к болоту довольно обширный березовый колок.

Я вызвался идти с Захаром Петровичем в загон.

— Гон начнем минут через пятнадцать. Хорошо маскируйтесь. Не курите. Козел — чуткий, повернет сразу — не успеешь и глазом моргнуть. А еще, не спешите с выстрелом. Выскочат два, три, выбирайте который крупнее — это самец-рогач. Его и бейте. А самку не трожьте. Козлуху грех бить.

— Послушай, старина, — отозвал его Абрыков, — а в лицензии не сказано, что отстрел самки запрещен. По-моему, что козел, что козлуха — мясо в диком состоянии.

— Я тоже когда-то так думал, — возразил ему Захар Петрович. — Нельзя козлуху бить. Убьешь козла — урон небольшой, а самку — грех. Козлуха приплод дает. Потом она меньше, намного слабее рогача, чаще волку в пасть попадает. Козел же сильный, выносливый. Потому-то козлов всегда больше, чем козлух.

Абрыков недовольно смолчал. Мы отправились краем колка. Я шел за проводником и удивлялся тому, как тот неслышно ступает по сухим прошлогодним веткам, притаившимся в пожелтевшей траве.

«Он настоящий следопыт», — подумал я. Меня удивляла и его дисциплинированность в охоте. Наслушавшись от многих городских охотников побасенок, что деревенские жители обычно не считаются ни с какими сроками и законами охоты, я считал их до сих пор кровожадными браконьерами. И вот рядом со мной шагал Захар Петрович. Как не похож он на тех, о которых мне говорили.

— Захар Петрович, а как другие охотники в деревне, козлух бьют, а? — задал ему я вопрос.

— Нет, не бьют. У нас тут свой закон, местный: не в сезон не стрелять, самок беречь. Козел — не волк, тот разбойник, пакостник. Не столько съест, сколько напакостит. А козлы — они безвредные, больше для украшения природы. Без козла и лес сирота. Он в наших краях — красота лесная.

Колок, между тем, кончался. Дальше шла стерня. В стороне стоял крытый соломой ток. Мы разошлись. Через несколько минут с левого фланга раздался условный сигнал Захара Петровича: «Гоп! Гоп!!» Гон начался.

Метрах в семидесяти от нас, легко, будто качаясь на волнах, показался козел. Я встал, как вкопанный. «Вот он — настоящий, дикий!..»

Мощевитин был в неописуемом восторге. Еще бы, впервые за все годы охоты он поймал в объектив своей лейки лесного красавца и успел щелкнуть два кадра!

— Тоже мне, охотник, — пробурчал Абрыков, — на съемку что ли приехал? Под носом был…

— Не мог я стрелять, Михаил, козлуха же, — начал было оправдываться сконфуженный Максим Николаевич.

Лицо Абрыкова побагровело, под нахмуренными густыми ржавыми бровями бешено метались белые яблоки глаз. Зубами он точно пережевывал крупно зернистый песок.

— Охотничек!

Мы переглянулись, а он тем временем продолжал:

— Надо бы, чтоб козел в твой глупый лоб врезался. Одним бы идиотом меньше было. Определил: козлуха. Ты ей под хвост заглядывал?

— Перестань, Михаил, по пустяку злиться, — умоляюще попросил Максим Николаевич.

— Балда ты и только, — огрызнулся Абрыков.

— Ну, будет вам… успокойтесь, — вмешался я.

— Чего шуметь, — вступился в разговор Захар Петрович. — Поехали к Волчьим болотам.

Абрыков что-то пробурчал и не спеша направился к стоянке.

Чуть набитая дорога, то и дело петлявшая среди сплошь заросших подлеском колков и сухих болот, привела нас вскоре к небольшому массиву парового поля. На его южной окраине за редкими стройными березами начинались Волчьи болота. Они тянулись с севера на юг, окаймленные по краям совершенно не видевшим топора березняком, осинником, черноталом.

— Волчьи болота для волков, — сказал я нашему проводнику.

— Может, и верно, — согласился Захар Петрович, — но никто из деревенских давно волков не встречал. А вот козлы сюда к зиме собираются. Снегу тут не так много, лес нетронутый — глухомань, словом. Козлу раздолье. Молодой осинник и тальник кругом. А за лесом — поля, озими, клевер и солома в стогах. Ему и жизнь!

Захар Петрович посоветовал, как лучше устроить гон, распределил между нами обязанности. Сбросив плащи, я и Абрыков отправились в загон.

Взяв вправо от стоянки, мы прошли метров триста вдоль паров и очутились в лесной чащобе. Подождали немного, потом разошлись пошире и начали гон. Шли в направлении, намеченном Абрыковым, напрямик к болотам. Но вскоре я потерял Абрыкова из виду и лишь угадывал по треску ломающихся сучьев, где он должен быть. Лес все густел и преодолевать чащобу становилось все труднее.

— О-го-го-о-о! — подал я знак.

Абрыков откликнулся. Я позвал его и уселся на поваленный ствол.

— Что случилось? — спросил Абрыков, придерживая на плече «Зауэр».

— Мы не туда идем.

— Да брось ты ныть, — вскипел Абрыков. — Ну и попал я в компанию: один круглый дурак, другой агитатор, третий нытик.

Я не вытерпел и оборвал его:

— Будет тебе каждому ярлыки наклеивать. Посмотри на часы.

— Ну и что?

— Не многовато? Почти сорок минут, как покинули стоянку, а «волчьими» и не пахнет.

— Не выдумывай, иди за мной.

Шли около часа. Лес заметно поредел. Места были явно незнакомые. И когда наш путь пересекла лесная дорога, истоптанная отарой, сомнений в том, что мы заблудились, не оставалось.