Эрин Хантер - Тайный враг

Все существо Счастливчика затрепетало от незнакомой тоски, жажды, от стремления отдаться этой силе. Он запрокинул голову в ночь и завыл вместе со всеми.

Он увидел, как черно-белая Луна тихонько вошла в круг с другой стороны, круглые толстые щенки молча притиснулись к матери. И даже они трое – полуслепые, крохотные, беззубые – разинули свои маленькие розовые пасти и запищали в небеса. И тут снова случилось что-то непонятное. Счастливчик впервые видел этих трех щенков вблизи, но все его существо вдруг охватила свирепая гордость и яростное желание защитить трех косолапых малышей, и он завыл еще громче и сильнее: за щенков, за Омегу, за Лапочку, Альфу и всю свою стаю.

Звезды завертелись над его головой, они менялись местами и перестраивались, пока не превратились в силуэты бегущих собак. И не только звезды! Счастливчик вдруг увидел других собак, сотканных из тени – их стремительные фигуры сами собой возникли у него перед глазами. Призрачная тень огромной собаки неслась между стволами густого леса; еще одна собака мчалась прямо по бурлящей речной воде, но не тонула и даже не погружала лап, ибо она сама была частью стремительного и игривого потока.

Тучи неслись по ясному небу, а между ними мелькали поджарые фигуры свирепых Собак-Вояк – о, как они бежали, как перескакивали с облака на облако, а впереди мчался их предводитель, сотканный из ослепительного грозного света.

Всем своим существом Счастливчик знал, что каждая из стоявших вокруг него собак пела песнь своей Всесобаке. В песне Луны звучала высокая серебряная мелодия, которой неуклюже вторили ее щенки – они все четверо славили Собаку-Луну. Стрела, шустрая буробелая патрульная, выкликала Небесных Псов, ее песнь была такой яростной и чистой, что, казалось, неслась до самого горизонта. Басовитый рокочущий голос Пороха был сродни камням и скалам, а тоненький вой Торфа звучал гораздо слабее, но Счастливчик ясно слышал, что они оба изливают свою любовь и благодарность Собаке-Земле.

И Всесобаки отвечали своим земным детям.

Может быть, Счастливчику только почудились призрачные фигуры, мчавшиеся по призрачным далям? Он с сомнением приоткрыл один глаз, на мгновение разрушив чары. Видят ли остальные члены стаи своих покровителей? Кто знает…

Счастливчик снова закрыл глаза и отдался пению, теперь его голос звучал яростнее, чище и выше, чем раньше, и вскоре ответная песнь зазвучала в его ушах: на его призыв откликнулась та самая огромная призрачная собака, что так резво бежала меж стволами густого-густого леса…

Счастливчику казалось, будто он может петь вечно. Всесобаки были внутри него – и он был среди них, он вошел в их стаю, вскочил в тьму, окружавшую их…

Но постепенно, медленно, Великая Песнь стихла и оборвалась, а призрачные собаки растаяли в темноте. Счастливчик вряд ли мог бы сказать, когда именно это случилось, но вот он открыл глаза, встряхнулся – и почувствовал, будто очнулся от сна, от которого совсем не хотел просыпаться. Чувство кровной преданности все еще бурлило в его жилах, он испытывал неодолимую, необъяснимую близость к каждому члену стаи. Все прежние чувства – обида, стыд, гнев, унижение – были забыты. Он был в кругу братьев и сестер, товарищей по борьбе и охоте, и он никогда не покинет их, никогда не уйдет, никогда…

Но и это чувство стало стремительно угасать, и все-таки сила стайного духа была такова, что след ее остался в сердце и памяти Счастливчика. Теперь он понял, что связывает этих собак, что удерживает их вместе, несмотря на суровость и жестокость стайной жизни. Впервые в жизни он понял, о чем говорила ему Лапочка.

Оглушенный эхом Великой Песни, Счастливчик медленно побрел в палатку патрульных, где зевающие Стрела и Хромой уже описывали ритуальные круги перед тем, как лечь. Их устланные листьями подстилки лежали возле самого входа на поляну, и Счастливчик знал, что никакой враг не сможет прорваться в лагерь, который охраняют Стрела и Хромой. Они были настоящими патрульными, они сторожили и берегли сон товарищей, их уши всегда стояли торчком, их глаза сияли в темноте…

Свирепая уверенность разлилась по жилам Счастливчика: он тоже был патрульным, он тоже был стражем, а значит, никакой враг не посмеет прорваться через него к предводителю, к вожаку, к его стае и щенкам! Никто никогда не посмеет…

Он лег, положил голову на лапы и замер, ловя чуткими ушами ночные звуки и глядя на тихий овраг. Там, в уютной ложбинке, находилось спальное место Альфы. Полуволк спал там, рядом с Лапочкой, и его огромный хвост лежал рядом с ее изящной мордой…

Постепенно какое-то другое чувство, совсем не похожее на преданность и бойцовую ярость, стало пробираться в сердце Счастливчика. Нет, не любовь к стае подняла дыбом шерсть на его загривке, и не верность предводителю растянула его губы в зловещем оскале…

Это был жестокий укус ревности.

Зубы, клыки, пасти, щелкают, рвут…

Визгливый лай и визг раненых собак…

Боевой рык, с которым клыки впиваются в мясо.

Два призрачных вожака с ненавистью рычали друг на друга, бросая свои стаи в бой, чтобы рвать и убивать… И стаи беспрекословно повиновались, они набрасывались друг на друга, сбивали с ног, бросали вниз, на Собаку-Землю. Острые клыки впились в ухо Счастливчика, рванули, разорвав до самого черепа. Но когда он обернулся, чтобы броситься на врага, то увидел перед собой только тьму и почувствовал лишь брызги крови на морде. Сражаться было не с кем и меряться силой тоже было не с кем.

Перед ним был лишь клокочущий вихрь ярости…

Собачья Гроза.

Счастливчик проснулся с испуганным рычанием. Оказалось, что щелкавшие и кусавшие зубы ему не приснились. Это Хромой будил его. Он устало растянулся на земле рядом со Счастливчиком, вздохнул.

– Вставай, Счастливчик! Твоя очередь сторожить.

Счастливчик встал на подгибающихся лапах. Сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться и прогнать страх. Не было никакой битвы, никаких убийств и смертей. Вокруг него стоял все тот же лес, темнела все та же уютная низинка, в которой он ночевал вот уже пять бессолнечниц. В лесу было тихо-тихо, только ветки еле слышно шелестели под ветром да шуршала дичь в траве.

– Иди же, Счастливчик! – взмолился Хромой. – Я спать хочу!

Счастливчик потянулся, отряхнул шерсть и уступил свое место Хромому, который с усталым вздохом вытянулся на подстилке.

– Я еще никогда не нес стражу один. Ты уверен…