Антоний Фердинанд Оссендовский - В людских и лесных дебрях

— Я был на охоте в течение всего дня. Ничего и никого не встретил…

Я повернулся и пошел через кусты к тропе…

— Благодарю!.. — донесся ко мне горячий и проникновенный шепот.

Упали первые капли дождя. Я быстро шел лесной тропинкой, торопясь домой. В этот же самый день я выехал из деревни, которую выбрал себе местом пребывания кровавый сектант, Степан Колесников, монах, бежавший из какого-то монастыря.

Позади меня осталось печальное лицо, трагичные глаза женщины, и дрожащий от ненависти жестокий судья.

Когда я выехал за последние деревенские ограды, со стороны топей ветер донес до меня какие-то голоса, крик или стон — «О… о!»

Но это было эхо воспоминаний и переживаний минувшего дня.

После этих событий в маленькой деревне я ехал дальше берегом Катуни в сильном душевном разладе.

Ничто не радовало меня, хотя и была прекрасная погода, богатая природа и удивительные виды. В течение целого дня ничего не ел и в тот же день добрался до Онгудая.

Он оказался большой деревней, живописно расположенной на правом берегу быстрой Катуни, в которую шумно впадают полные пены и водоворотов большие и малые речки и ручьи, прыгая через завалы камней и убегая из-под вечных снегов главного хребта Большого Алтая. Я приехал сюда уже после захода солнца. Передо мной, с южной стороны, поднимался под облака пик Белуха, покрытый снегом и зарумяненный последними лучами солнца.

В Онгудае было многолюдно и шумно, потому что все дачники вылезли на улицу и в этот тихий теплый вечер восхищались чудесным закатом солнца и прекрасной Белухой, этой королевой живописного Алтая в нарядной розовой одежде.

Я встретил здесь знакомых из Барнаула и заночевал у них. Назавтра прибыл с женой инженер, дом которого стоял рядом.

В этот же день я познакомился с ними. Были это те самые люди, которые участвовали в мрачной лесной трагедии на вьющейся по топи тропинке, где их муку и борьбу видел только Бог, Наивысший Судья, природа и я!

Я пробыл в Онгудае три дня, которые целиком посвятил охоте в обществе инженера Вольского и одного местного татарина.

За Онгудаем горы быстро начинают подниматься до значительной высоты и сменяются прекрасными альпийскими лугами, где не трудно встретить оленей и их врагов — медведей.

Поднимаясь на одну гору, мы наткнулись на обширные луга, поросшие высокой и сочной травой. Вольский внимательно изучал через полевой бинокль местность и вскоре, движением руки, подозвал меня к себе. Когда я приблизился, он дал мне бинокль и велел смотреть в сторону густых зарослей рододендронов (кашкары), которыми с юга заканчивался широкий луг. Я внимательно осмотрел местность и чуть не издал возглас радости: в густой траве стоял, спокойно жуя траву, прекрасный олень с раскидистыми рогами, другой лежал на земле, а из кустов торчали рога третьего. Расстояние между нами и оленями достигало пяти тысяч шагов. Следовательно, их нужно было скрадывать.

Мы начали эту трудную часть охоты. Необходимо было подняться выше расположения нашего луга, и там, ползком одолев расстояние до кустов, проползти между ними самое меньшее три тысячи шагов, чтобы уже иметь шанс хорошего прицеливания и выстрела. Мы ползли в густой траве и жёстких кустах, немилосердно царапая руки и лицо. Но ползли мы видимо хорошо, потому что ни один из оленей даже не поворотил головы в нашу сторону. Правда, ещё помог нам ветерок, дувший со стороны зверей. Окончательно исцарапав себе лица, окровавленные и измученные, мы остановились наконец в каких-то тысяче двухстах шагах от оленей, находясь выше их на двадцать — двадцать пять метров. Положив ружья на ветви кустов и выстрелив одновременно, мы издали возглас триумфа: все три оленя лежали неподвижно, сраженные насмерть.

Однако вскоре олень, лежавший в кустах, стремительно побежал, а мы только наблюдали, как шевелятся все дальше и дальше кусты. Видимо он был ранен и, не сумев подняться, полз через заросли.

Прыгая через кусты и камни, мы бросились к убитым оленям. Два лежали мёртвые, но третьего нигде не было видно. Помятая трава и поломанные кусты подсказывали нам дорогу, которой он полз; мы даже отыскали на траве несколько отчётливых кровавых пятен, но затем всяческие следы исчезли. Мы с удивлением огляделись.

— Что за черт? — ворчал татарин. — Не исчез же он без следа?

Тем временем Вольский, озираясь во все стороны, внезапно вскрикнул:

— Смотрите, смотрите, там под горой! — И тогда мы поняли всё. По склону не слишком крутой горы бежал большой медведь с оленем, заброшенным на хребет. Видимо он тоже скрадывал оленей, а после наших выстрелов схватил ближайшего и побежал в сторону леса.

— Какой негодяй! — воскликнул татарин. — Воруешь мою добычу — посчитаемся с тобой!..

Он стремительно побежал по следу убегающего грабителя, делая такие большие прыжки с большой высоты, что мы постоянно опасались за его жизнь. Но туземец, привычный к горам, был сильным, лёгким и ловким, как горный баран, и даже ни разу не споткнулся, и расстояние между ним и медведем-бандитом, отягощенным тяжелым трофеем, быстро сокращалось.

Наконец, татарин, не добежав до медведя даже на расстояние двух тысяч шагов, остановился, быстро прицелился и выстрелил. Медведь, однако, ускорил бег. Татарин продолжал погоню. Во второй раз он стрелял уже с расстояния в тысячу шагов; тогда медведь споткнулся и выпустил оленя, рычал и с бешенством хватал траву и землю. Тут татарин быстро подоспел и уже с близкого расстояния прикончил медведя.

Три оленя и медведь — таковы были охотничьи трофеи этого дня. Нам пришлось потратить много времени на переход до ближайшей деревни, чтобы нанять подводы и привезти нашу добычу в Онгудай, куда мы прибыли только вечером.

Такая превосходная охота нам очень понравилась, поэтому на завтра мы снова направились на охоту. Проезжая через маленькую деревню, населённую кара-татарами, остановились мы для замены лошадей.

В хате, кроме хозяина, находился невысокий худой татарин с лицом, обезображенным оспой. Заикаясь, он упрашивал нас, чтобы мы взяли его с собой, оплатив рубль, так как он знает место, где шатаются три медведя, причём один из них очень большой, старый и злобный.

Мы ответили ему, что он уже старый и слабый для такой тяжелой охоты, но он противоречил этому и уверял, что может носом учуять медведя, и хозяин, деревенский староста, подтвердил это.

Однако мы отказали этому татарину в удовольствии охоты и дали ему в утешение двадцать копеек. Он с пренебрежением отказался принять подачку и своим стонущим голосом начал роптать:

— Не будет у вас успеха, не будет! Я шаман и знаю, вижу это! Встретите медведя, одного, двух, трёх… да трёх, и не убьете ни одного… У вас будет потеря… Значительно большая рубля… значительно большая рубля!..