Журнал Юный натуралист №3, 1938

Но как происходят все эти процессы в растении? На этот вопрос ответил Климент Аркадьевич Тимирязев. Точными к бесспорными опытами он доказал, что световая энергия солнца, попадая на зеленые листья растений, не пропадает даром, а поглощается ими и используется в химических процессах, протекающих в живом организме, и этим еще раз он подтвердил закон, открытый учеными Робертом Майером и Гельмгольцем, — закон сохранения и превращения энергии. Тимирязев доказал, что именно красные лучи солнечного спектра, в наибольшей степени поглощаемые листозеленью, производят наибольшее действие как в процессе разложения углекислоты листом, так и в накоплении крахмала в клетках листа, точнее — в хлорофилловых зернышках, наполняющих его мякоть.

Освобожденные при разложении углекислоты частицы кислорода возвращаются в воздух, делая его снова пригодным для дыхания, углерод же остается в листе. Там, соединяясь с водой, он превращается в сахар и в крахмал. Вещества эти идут на питание растения, на его рост и вызревание плода; соединяясь с азотом и серой, добываемыми корнями растений из почвы, они служат материалом для образования главной основы жизни — белка. Крахмал и белок в больших количествах отлагаются в зерно, плоды, которыми питаются человек и животное. Из этих же веществ образуется и древесина, которую человек использует как топливо.

Так протекает совместная работа зеленого листа и солнечных лучей. Растение как бы консервирует эти лучи, заготовляет впрок: оно посредник между солнцем и жизнью на земле.

Вот над какими вопросами работал и что открыл Климент Аркадьевич Тимирязев.

Здание Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве.

Дом, где помещалась лаборатория К. А. Тимирязева, в Демьянове (1906 г.).

К. А. Тимирязевв лаборатории (1898 г.).

* * *

Знаменитый английский ученый Чарльз Дарвин в своей гениальной книге «Происхождение видов» доказал, что все существующие формы растений и животных и даже сам человек — продукт исторического развития, длившегося миллионы лет. Дарвин доказал, что на протяжении этих лет виды животных и растений все время изменялись, одни виды переходили в другие. Замечательное совершенство организмов, их приспособленность к окружающей среде выработались в жестокой борьбе за существование, имевшей следствием естественный отбор: более приспособленные к окружающим условиям особи и группы особей оставались и развивались дальше, слабые, неприспособленные, погибали.

«Происхождение видов» произвело переворот в старой науке, которая не могла объяснить существующее многообразие и совершенство органической природы и утверждала, что все виды неизменны.

«Происхождение видов» нанесло сокрушительный удар по религии, основной заповедью которой было, что мир сотворен богом, и притом в шесть дней, и что человек произошел от Адама и Евы, а никак уж не от обезьяны, как утверждал Дарвин.

Когда вышла книга Дарвина, церковники всего мира всполошились. В ряде стран «Происхождение видов» было запрещено цензурой. Реакционные ученые нападали на Дарвина, пытаясь разбить его теорию. И сейчас находятся такие (в частности в Германии).

В царской России сперва разрешили книгу Дарвина, не заметив ее революционной сущности. Потом поняли, что она подрывает основы религии, а значит, и трона. Началась свистопляска. Ученых-дарвинистов травили в газетах, всячески преследовали.

Но самый великий русский дарвинист — Климент Аркадьевич Тимирязев — смело выдержал этот натиск. Он отбивался и от царских чиновников, и от реакционных ученых тонким и острым оружием — словом. Он популяризировал учение Дарвина в своей замечательной книге «Чарльз Дарвин и его учение» и ряде других работ. Все свои открытия в области физиологии растений он обосновывал теорией Дарвина и тем подтверждал правильность этой теории.

В течение пятидесяти лет Тимирязев боролся за дарвинизм. Дарвинизм был его знаменем, и он ни разу не выпустил его из рук.

* * *

С первых дней Великой Октябрьской революции Климент Аркадьевич, тогда уже больной, глубокий старик, пошел с большевиками. А большинство интеллигенции в это время саботировало— отказывалось работать для советской власти. О Тимирязеве такие интеллигентики кричали: «Тимирязев продался большевикам!» А «продавшийся» Тимирязев жил в холодных, нетопленных комнатах, ел хлеб без соли. Но он бодро переносил все лишения и работал, работал…

Владимир Ильич Ленин глубоко ценил и уважал Климента Аркадьевича. Когда вышла из печати книга Тимирязева «Наука и демократия», Владимир Ильич написал ему такое письмо:

«Дорогой Климентий Аркадьевич! Большое спасибо Вам за Вашу книгу и добрые слова. Я был прямо в восторге, читая Ваши замечания против буржуазии и за Советскую власть. Крепко, крепко жму Вашу руку и от всей души желаю Вам здоровья, здоровья и здоровья! Ваш В. Ульянов (Ленин)».

И рабочие нашей Советской столицы — Москвы, уважали и любили Тимирязева. Любовь и доверие к нему они выразили в том, что выбрали его депутатом Московского совета. Тимирязев ценил звание члена Моссовета не менее, чем свое звание доктора наук…

Весной 1920 года Климента Аркадьевича не стало. Он умер от воспаления легких.

За несколько минут до смерти он подозвал к себе врача-коммуниста Вейсброда, который его лечил, и сказал:

— Я всегда старался служить человечеству и рад, что в эти серьезные для меня минуты вижу вас, представителя той партии, которая действительно служит человечеству… Я всегда был ваш и с вами и надеюсь, что мой сын будет верным моим последователем и останется с вами, большевиками. Передайте Владимиру Ильичу мое восхищение его гениальным разрешением мировых вопросов в теории и на деле. Я считаю за счастье быть его современником и свидетелем его славной деятельности. Я преклоняюсь перед ним и хочу, чтобы все об этом знали.

ПРИМЕЧАНИЕ.Часть материалов для этого очерка заимствована из книги А. Югова «К. А. Тимирязев». Советуем юннатам прочесть эту книгу.

Юннат Коля Гукленгоф

Когда мне было лет восемь-девять, я увлекался вместе со своими одноклассниками охотой на мелких птичек. В летние дни мы собирались компанией по 11–12 человек и с рогатками, палками, даже с самодельными «обрезами» шли в лес. Мы не щадили ни гнезд, ни яиц, ни птенцов, били мелких птичек. Это было безжалостное, никому не нужное истребление.

И вот тогда, помню, мне, как-то попалась книга Модеста Николаевича Богданова. Один из его рассказов «По гнезда, по яйца» запечатлелся у меня на всю жизнь.

С тех пор я перестал принимать участие в «охотах» и отговаривал от них товарищей.