Джейн Лавик-Гудолл - Соло. История щенка гиеновой собаки

Если бы Фея не успела захватить мясо раньше других, ей бы, наверное, грозила голодная смерть. В обычной обстановке она могла бы вернуться к остаткам добычи, даже если бы Ведьма и прогнала её. Она могла бы подбирать остатки вместе с гиенами и шакалами, дождавшись, когда стая уйдёт от добычи. Но на этот раз ни о каких остатках не могло быть и речи.

Гиеновые собаки, как правило, не задерживаются возле добычи, сейчас же охота происходила буквально у них дома. Уже вечерело, когда бородавочника наконец доели, некоторые собаки ещё рылись в остатках туши, подбирая клочки шерсти с мясом. Почти совсем стемнело, когда до нас донёсся глухой тревожный лай одной из собак, возившихся у добычи, но мы не видели, что там творится. Минуту спустя собаки подбежали к логову, остановились и стали смотреть назад. Вновь и вновь слышался лай — сигнал тревоги. Внезапно к остаткам бородавочника прыжками подбежала тень, чуть более тёмная, чем наступающая ночь. Это был лев, крупный самец. Он лёг и принялся есть, а собаки наблюдали на почтительном расстоянии. То одна, то другая собака негромко рычала, но лев и ухом не вёл.

Покончив с ворованной едой, лев поднялся и лениво направился к логову Ведьмы. Он улёгся метрах в десяти от норы и провалялся там несколько часов. Фея и щенки оказались в плену. Мы немного беспокоились: от добычи почти ничего не оставалось, а лев был довольно тощий. Говорят, голодные львы выкапывают из нор поросят бородавочников. Что, если этому придёт в голову выкопать из норы щенят гиеновой собаки?

Стая тоже была встревожена. Собаки отошли от логова и расположились метрах в пятидесяти, но одна из собак неизменно несла вахту, следя за львом. Один раз послышался низкий, сотрясающий землю рёв. Как же он должен отдаваться там, в глубину норы! Быть может, он перепугал Фею, хотя я думаю, что она спала глубоким, спокойным сном, впервые за много дней не чувствуя мук голода.

Ночью лев встал и ушёл; он проходил совсем близко от машины — мы слышали шорох его громадных лап в густой траве — и казался едва различимой тенью при свете молодого месяца. Собаки провожали льва глухим лаем, пока он не ушёл подальше, а потом успокоились и улеглись возле норы.

Ранним утром щенята Ведьмы вылезли и принялись играть, гоняясь друг за другом и устраивая шуточные сражения,— видимо, временное заключение их ничуть не встревожило. Но Фея оставалась в норе — она лежала там вместе со своим маленьким щенком и не собиралась выходить.

Два дня спустя, когда щенята Ведьмы, как обычно, возились около норы, мы увидели, как из тёмного отверстия показалась мордочка, маленькая и чёрная. Несколько минут Соло не двигалась, рассматривая новый мир, и её лоб, как и у всех щенят гиеновой собаки, бороздили глубокие морщины, придававшие ей удивлённый вид. С превеликой осторожностью она ступила вперёд раз, потом другой. Она была очень худенькая, мельче других щенков её возраста, но ведь она вообще чудом осталась в живых. И хотя ей уже пришлось хлебнуть горя на своём коротком веку, впереди её ждали ещё более тяжкие испытания.

Не успела Соло, покачиваясь на нетвёрдых лапках, выбраться наружу, как щенки Ведьмы — а им было уже больше двух месяцев — всем скопом ринулись знакомиться с ней. Конечно, они жили все вместе в тёмной норе, но, может быть, при дневном свете им показалось, что это нечто новое, гораздо более занимательное. Любой щенок, впервые выбравшийся из норы, на которого откуда ни возьмись наскочили десять нахальных маленьких собак, несомненно, в мгновение ока скрылся бы в спасительной глубине логова, так же как сами щенки Ведьмы ныряли в неё, спасаясь от Иезавели. Но Соло не отступала. Она уже узнала своих соседей по логову, их голоса и запах. Щенки начали её теребить. Ухватив острыми зубками за хвост, за уши и за лапы, они поволокли Соло от норы. Соло взвизгнула.

Тут из норы показалась голова Феи. Она вылезла и постаралась, как можно осторожнее пробираясь среди старших щенков, выручить своего малыша. Щенки не обращали на неё внимания; мало-помалу Фея почти совсем забрала Соло в пасть и, воспользовавшись моментом, когда щенки на минуту разжали зубы, выхватила своё детище и поспешно утащила в нору.

Ведьма, лежавшая поблизости, тут же вскочила и погналась за Феей. Через минуту она вылезла из норы, держа в зубах Соло. Она подошла к тому месту, где её щенки снова затеяли возню, бросила Соло рядом с ними и ушла. Старшие щенки тотчас же налетели на Соло. Наверное, им казалось, что Соло — это живая игрушка, которую мать принесла им исключительно для развлечения. Крохотный щенок снова завизжал, потому что его тащили сразу во все стороны. Вскоре Соло почти совсем скрылась в куче щенков Ведьмы — все десятеро копошились вокруг, наперебой стараясь вцепиться в Соло, хватая её как попало.

Фея снова выглянула, но Ведьма лежала поблизости, и мать Соло явно не осмелилась выйти. Она выглядывала из норы и потихоньку звала свою дочь. Соло, на которую навалились все старшие щенки, изо всех сил старалась доковылять до Феи, но её снова и снова сбивали с ног и тащили в разные стороны. Не удивительно, что она визжала,— даже взрослые собаки, у которых шкура куда толще, взвизгивали, как от сильной боли, когда двухмесячный щенок цапал их острыми зубками. К счастью, мучителям Соло постепенно приелось это развлечение, и минут через десять малышке удалось от них вырваться и добраться до норы. Фея, которая звала её не умолкая, ткнула дочку носом, и обе они скрылись под землёй. А щенки Ведьмы, должно быть, порядком уставшие от этой потасовки, разлеглись вповалку в зарослях паслёна…

И все первые дни, стоило только Соло высунуть нос из норы, её встречал точно такой же приём. Завидев Соло, щенки Ведьмы бросались к ней и принимались тянуть в разные стороны — почти всегда малышка кричала от боли и спасалась бегством обратно в нору. Фея держалась насторожённо, но почти никогда не вмешивалась в игры щенков, и хотя сама Ведьма теперь только изредка нападала на подчинённую суку, Фея всё равно с каждым днём становилась всё более пугливой и приниженной. Достаточно было одного взгляда Ведьмы, чтобы Фея начинала проявлять покорность или страх: доходило до того, что она издали пресмыкалась перед Ведьмой, когда та вовсе и не удостаивала её своим вниманием. Я видел однажды, как Фея с заискивающей улыбкой присела, прижимая уши и метя землю остатком хвоста, перед норой, в которой отдыхала Ведьма.

Когда щенкам Ведьмы исполнилось десять недель, она перестала кормить их молоком. Должно быть, их зубы причиняли ей боль: когда щенки пытались сосать, мать или отскакивала, или оборачивалась и в наказание слегка кусала их в шею. Щенки с самого рождения питались прекрасно и не нуждались в дополнительном молоке. Тем не менее у них, как у многих молодых млекопитающих, это стало приятной привычкой, и, когда их отлучила собственная мать, они нашли замену — Фею. У Феи еле-еле хватало молока для собственного щенка, но она не посмела отказать, так что Соло, единственным источником жизни для которой всё ещё было молоко, пришлось вступить в борьбу за существование с десятью энергичными, откормленными щенками доминирующей суки.