Инбали Изерлес - Бегство Тигрового кота

— Что с ним случилось? — растерянно спросила Налита, прибежавшая вместе с остальными.

Командующий потрогал лапой неподвижного подростка:

— Ничего, просто обморок.

Джесс протолкалась вперед через ряд Тигровых.

— Его глаза! — вскрикнула она.

Все кошки уставились на Мати. Глаза подростка были широко открыты, но их золотистый свет погас.

Джесс упала рядом с ним, обессилев от горя:

— Это несправедливо! Разве вы не поняли, что он сделал? Поймал фантома в ловушку, заманил в пропасть! Его тело здесь, но его дух ушел… он потерян для нас навсегда!

Они провалились во тьму, фантом и дух Тигрового кота. Они кувыркались в воздухе могучего течения, увлекавшего их все глубже, вращались и кружились, погружаясь все глубже в водоворот. Мир вокруг них был черен. Ничто не проглядывало сквозь тьму, ничего не возникало из нее — ни страха или ненависти, ни любви, ни света.

Путаные мысли утешали дух Мати, пока он летел сквозь полусон. Он знал: пропасть приведет к трем воротам в таинственном сердце Фьянея. А во Фьянее он снова откроет для себя Ра’ха. Он найдет свою мать. Обретет вечный покой.

Тишина уступила место тихим голосам, мягко зазвучавшим вокруг Мати. Слова смешивались и разбивались об него, и дружеские, и враждебные. Некоторые как будто предостерегали его или давали советы… Другие переговаривались над ним, возможно, безразличные к его тяжкому положению, не осознавая, что их слышат.

— Призрак… фантом… Нельзя убить то, в чем нет жизни…

— Природа запрещает то, чего ты ищешь… Мир духов и мир живых существ — раздельные сферы…

— Ты обладаешь даром, а все дары несут с собой ответственность…

— Жестокость и ненависть могут сломить твою волю… или это любовь?

— Племена прокляты, обречены на вечную войну…

Мати падал все глубже, инстинктивно напружинив под собой лапы. Перед ним возникла мордочка Джесс, зеленые глаза сверкали на фоне пятнистой шерстки.

— Я тоже скучала по тебе, старый друг…

Мати потянулся к ней, но она растаяла в темноте. Вместо нее Мати ощутил близость фантома — тот колотил лапами по воздуху, тянул к нему многочисленные изогнутые когти.

«Ра’ха, — подумал Мати. — Я должен вернуться туда».

И как только эта мысль оформилась в его уме, воздух словно посветлел, вокруг появился зеленый туман. Мати почуял землю и траву, услышал щебетание птиц. Его сердце подпрыгнуло от радости — он почти добрался до них, до ворот Ра’ха, области памяти. Скоро он сможет остановиться и отдыхать до конца времен.

Туманная зелень стала отчетливее. И, погружаясь, Мати уже различал очертания лесных деревьев, чувствовал на языке луговую росу… «Пора, — подумал он. — Если я хочу остаться в Ра’ха, я должен что-то сделать. Положить конец этому падению».

Его ум напрягся, сосредоточился. И Мати ощутил, как падение начало замедляться. Он справлялся! Он мог остановить время силой воли! Он мог приказать ему остановиться там, где хранились самые яркие его воспоминания.

Сердце Мати заколотилось от волнения. «Амма, я почти добрался! Подожди меня!»

Злобное шипение потревожило его мечтания, напомнив о фантоме над головой. Если Мати войдет в третьи ворота, в Ра’ха, тварь наверняка последует за ним. И что она может наделать там с его воспоминаниями? Какое зло принесет? И сможет ли он тогда вообще от нее избавиться? Стремительно летя через Фьяней, Мати и фантом оказались связаны. И, неживые, неубиваемые, будут гоняться друг за другом до конца времен…

Зеленый луг, окружавший их, начал таять. Мати напрягся, чтобы видеть его, чтобы чуять земляной дух, слышать пение птиц… Но сомнения исказили его чувства.

— Амма? — позвал он.

Но мир полусна молчал.

Даже в памяти Мати не мог отыскать мордочку матери.

Границы Ра’ха исчезли из вида, все вокруг стало черным, безликим. Мати снова летел в пространстве. Ра’ха промчалась мимо; теперь просто не за что было бороться.

И тут из темноты зазвучал одинокий голос. Это был голос Те Бубас:

— Земля создана волей Творцов. И та же самая воля создала меня… Иметь — значит терять, земля скоро поняла это. И я тоже поняла…

Ее слова наполняла мягкая властность, и Мати почувствовал, что они несут одну и ту же ношу. И ощутил, как фантом над ним задрожал. Он застонал, начал брыкаться. Некий древний инстинкт вынуждал его понять Те Бубас. Он ведь тоже блуждал без конца…

В темноте вспыхнули блестящие звезды. Но их медленный спуск как будто остановился, когда над пустыней поднялся красный рассвет. Земля была раскаленной, лишенной жизни, и везде вокруг них тянулись песчаные дюны. Вскоре показалось, словно они вовсе не движутся. Пустыня раскинулась вдаль, каждая ее песчинка превратилась в отдельный осколок кошачьей души.

Фантом подобрался ближе, его искривленные лапы почти дотянулись до хвоста Мати. Злобная пена кипела на его губах. Возможно, тварь осознала, что Сюзерен никогда не сдержит своего обещания. Возможно, где-то в глубине фантом и сам понимал, что его мать ушла навсегда, что никто не в силах вернуть ее. Он больше не помнил тех трех котят, которыми был когда-то. Никаких картин их общего детства не осталось в его уме. В нем не осталось вообще ничего, кроме ярости, — и неистощимого желания уничтожать.

Только не здесь, подумал Мати. Не в Сьенте. Лучше пропасть, чем оказаться пойманным фантомом в этой молчаливой сфере.

Пустыня потемнела, и они полетели дальше, вниз сквозь бесконечную ночь. И что со мной будет, гадал Мати, что?

Его мысли нарушило тихое бормотание мира полусна. Он услышал голоса, звучавшие в унисон, слишком тихие, чтобы разобрать слова. Время все шло и шло, и измерить его было невозможно: то ли удар сердца, то ли солнечный век…

Но наконец голоса превратились в ритмичный напев:

Ворота. Первые ворота: самые темные и самые ужасные. Область зла, откуда Сюзерен черпает свои мрачные силы. Мати скорее готов был плыть через Фьяней целую вечность, чем провести хоть одну секунду в Харакаре. Харакар . Мир, неведомый обычным кошкам. Фермерские кошки никогда его не познают; уличные кошки и думать о нем не могут. Но кто-то ведь упоминал о нем, там, снаружи, в мире яви…

Мати вспомнил. Это было испуганное восклицание Луриана в тот момент, когда он увидел фантом: «Уродливое, отвратительное подобие кошки! Лишенное запаха существо Харакара!»

И как только эти слова вернулись к Мати, напевные голоса высших жрецов стали громче.