Ник Дженс - Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города

Были и другие собачники со своими историями платонического флирта их питомцев с волком. Некоторые из них были моими друзьями, других я просто знал в лицо, а остальных ни разу не встречал. Большинство поклонников волка сохраняли конфиденциальность, и порой самым тщательным образом. Каждый, кто имел подобные встречи, считал, что его опыт уникален. И они были абсолютно правы, если не учитывать то тихо обсуждаемое обстоятельство, что целая толпа других людей делала то же самое, добиваясь личной аудиенции у волка в тайных местах, в определенное время и по всей долине – кто-то с собаками, кто-то и без них.

По прошествии времени я вспоминаю трогательные отношения, возникшие между волком, моим другом Джоэлем Беннеттом и его женой Луизой. За несколько лет до первого появления Ромео ей диагностировали рак груди. В промежутках между мучительными этапами лечения – операцией, курсами химио- и лучевой терапии – она продолжала совершать регулярные прогулки, чтобы увидеть волка, иногда с Джоэлем, а иногда со мной. Она шла неуверенной походкой, на лыжах или пешком, с блаженной улыбкой на лице. Прекрасная душой и телом, но измученная болью и недугом женщина никогда не жаловалась. Как позже сказал Джоэль, возможность видеть волка заставляла ее жить и надеяться. Так же, как для Шерри, Джоэля и меня, для Луизы ее любовь к Аляске была воплощена в грациозной фигуре Ромео, застывшей на фоне окруженного горами ледника.

И все же в отличие от всех других Гарри Робинсон и его черный лабрадор Бриттен задали качественно иной стандарт социальных контактов с волком. Во вторую зиму тесная связь между Гарри, Бриттен и Ромео еще больше укрепилась. Здесь переплелись взаимная симпатия и совместный опыт, который прибавлялся со временем. Эти трое стали охватывать все большие расстояния. Они бродили по лесистым склонам, взбираясь все выше по тропе Западного ледника, а также в районе Дредж и у подножия горы Сандер. В любую погоду мужчина и собака шли туда, куда вел их черный волк. Они уже напоминали настоящую стаю: обходили свою территорию, отдыхали и играли – все втроем. «Порой он задевал меня, проходя мимо, и тыкался носом в мою ногу, – вспоминает Гарри. – Он обожал делать «снежных ангелов», или «снежных волков» – назовите это как угодно, – и катать комья снега лапами, толкая их, как будто лепил снеговика. Иногда он смотрел на меня со своей широкой волчьей улыбкой, словно говоря: «Смотри, что я сделал». Бывало, что во время этих прогулок Ромео принимался охотиться. Он целенаправленно рыскал в поисках добычи, а потом вновь присоединялся к Гарри и Бриттен.

Постепенно эти ежедневные встречи человека, собаки и волка – трех существ, представляющих три разных вида и необъяснимо объединенных одним делом, – стали ритуалом. Волк часто ждал у парковки, в начале маршрута по леднику, и выпрыгивал навстречу, услышав звук мотора машины Гарри. Если волк не появлялся, мой друг чувствовал разочарование, а иногда беспокойство. В редких случаях, когда они с собакой не могли выйти на прогулку, Гарри был уверен: волк тоже чувствовал, что его подвели; естественно, это относилось в первую очередь к сородичу, но (кто знает?), возможно, и к нему тоже. Эти трое выходили вместе на знакомую тропу и двигались вперед, проходя многие мили пути сквозь свет и тень.

Что касается меня, то я следовал курсу, выбранному совместно с Шерри в середине первой зимы. Несмотря на то что я видел волка практически каждый день, иногда несколько раз за день, и он часто ждал в сотне метров от нашего дома, я в целом избегал прямого контакта с ним, используя в качестве посредников неутомимого Шугара или смирного Гаса. И все же Ромео явно отличал меня, как я его. У нас были спокойные, непринужденные отношения. Завидев меня одного или с собакой, он часто рысцой направлялся в мою сторону, чтобы обменяться дружескими кивками и зевками и позволить мне подойти к нему, если я пожелаю, – чего он не делал, когда со мной был кто-то рядом, помимо Шерри. Иногда он бежал какое-то время параллельно моей лыжне, собаки следовали позади, а потом мы отдыхали на льду, поодаль друг от друга. Уверен, что он даже не догадывался о том, насколько сильно было у меня искушение сократить эту дистанцию. Но когда он подходил слишком близко, я подзывал собак и махал лыжной палкой в его сторону. Если бы мы поднялись вверх, в какое-нибудь пустынное место вроде Брукс-Рейндж, все могло быть по-другому. Но мы были в долине. Как бы я того ни хотел, я не мог не замечать дома и людей вокруг нас.

Между тем жители Джуно продолжали расширять дружеские связи с волком. Люди понимали, что он не мимолетное явление, он живет среди нас как индивидуум, которого ты встречаешь и можешь узнать поближе.

Он не просто волк, а волк Ромео. Это имя стало таким популярным, что его знали даже те, кто никогда не видел волка.

И при этом каждый понимал, о ком идет речь, к большому огорчению тех, кто занимался вопросами дикой природы, а также традиционалистов, считавших, что давать имя любому дикому животному, особенно такому крупному и неприятному хищному млекопитающему, – все равно что упражняться в безрассудных антропоморфных фантазиях.

Тема имени для волка вызывала особое раздражение у отдельных местных чиновников из Департамента рыболовства и охоты и Лесной службы Аляски. По словам Пита Гриффина, который в то время занимал должность федерального районного лесничего (главы администрации Джуно): «Давая животному имя, вы создаете иллюзию отношений, которых не существует в действительности» [34] Интервью автора: с Анитой Мартин; Джоэлем Беннеттом; Гарри Робинсоном и бывшим федеральным районным лесничим Лесной службы США Питом Гриффином. . Пит, напомню, был тем парнем, который считал, что волк среди людей – «это круто».

Так что дело было не в самом животном, а в том, что мы дали ему имя, и в том, как мы к нему относились. Логика была такая: давая дикому животному имя, люди неизбежно наделяют его человеческими чертами и каким-то образом начинают верить в то, что между ними существует полноценная обоюдная связь. Подобная уверенность ведет к панибратству, привыканию друг к другу благодаря тесному контакту и в итоге к конфликту. И рано или поздно кто-то пострадает или погибнет. Если конфликт приведет к человеческой жертве, то в итоге животное тоже умрет. В общем, суть рассуждений большинства биологов и управленцев сводилась к тому, что взаимоотношения человека с представителем дикой природы так или иначе ничем хорошим не закончатся.

Установка на запрет наименования диких животных, довольно понятная и разумная, далеко не всегда работает в административных учреждениях на Аляске и где-либо еще, даже в представительствах Лесной службы. Например, рядом с обсерваторией Анан-Крик (она находится примерно в двух сотнях миль к югу от Джуно), которая относится к ведомству Федерального лесничества района Кетчикан, каждое лето появляются десятки медведей – и черные, и бурые/гризли, – чтобы полакомиться выловленным в речке молодым лососем. Заметив нового медведя и наблюдая за ним, местный персонал дает ему имя, часто довольно причудливое, которое подходит внешности или характеру животного – почти так же, как дети в старших классах школы дают друг другу клички. Так же обстоят дела и в представительствах в районе реки Макнейл, и у водопада Брукс в юго-западной части Аляски. Первый подчиняется штату Аляска, а второй контролирует Парковая служба США.