Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 5

...Тарзан-обезьяна раскрыл глаза, и первое, что почувствовал, была страшная боль в голове. И первое мгновение он ни о чем ином не мог думать, как только об этой жуткой боли. Но сознание медленно возвращалось к нему, и он стал замечать вокруг себя нелепые гротескные фигуры. В конце концов он догадался, что лежит в пещере. Десяток воинов ваз-донов сидели на корточках вокруг костра на полу, явно о чем-то совещаясь. Огонь, горящий внутри этого кольца, освещал воинов, танцующих за их спинами.

— Мы принесли его тебе живого, вождь,— услышал Тарзан слова одного из воинов,— потому что никогда раньше мы не видели такого хо-дона, как он. У него нет хвоста. Пальцы на ногах у него тоже не такие, как у всех в Пал-ул-доне. Он сильнее, чем все мы вместе взятые, и он нападает с яростью йа. Мы принесли его сюда живым, чтобы ты мог посмотреть на него, прежде чем мы его убьем.

Вождь встал и подошел к человеку-обезьяне, но Тарзан закрыл глаза и притворился, что он без сознания. Он почувствовал, что по его телу шарят волосатые руки. Его переворачивали с боку на бок, рассматривали со всех сторон. Вождь осмотрел его с головы до ног, время от времени делая замечания о его сложении, размерах и силе.

— Со всем этим и без хвоста,— сказал он,— он ведь не может лазить.

— Ты прав, вождь,— загалдели воины.— Он упадет даже с кольев на скале.

— Никогда я не видел такого человека,— произнес вождь.— Он ни ваз-дон, ни хо-дон. Хотел бы я знать, откуда он пришел и как его имя.

— Воины Кор-ул-я, мы слышали, кричали: «Тарзан — страшный человек». Мы думаем, так его зовут,— ответил один из воинов.— Мы его убьем сейчас?

— Нет,— отвечал вождь,— Подождем, когда он придет в себя, я спрошу у него о том, что хочу знать. Сядь здесь, Ин-тан, и следи за ним. Когда он сможет слышать и говорить, позови меня.

И вождь вышел из пещеры в сопровождении воинов. Остался один Ин-тан. Когда они проходили мимо него, Тарзан услышал обрывок разговора, из которого узнал, что подкрепление из Кор-ул-я подоспело вовремя и воинам Кор-ул-лула пришлось отступить.

Человек-обезьяна удовлетворенно улыбнулся, полуоткрыл глаза и украдкой посмотрел на Ин-тана. Тот стоял у входа, повернувшись к нему спиной. Тогда Тарзан попробовал, насколько прочно связаны у него руки. Веревки были непрочными и стягивали руки спереди. Ваз-доны редко брали пленников и плохо представляли себя, как с ними обращаться. Стараясь не шуметь, он поднял руки и осмотрел узлы. Узлы были самые примитивные. Тарзан легко справился с ними, развязав веревки зубами. Едва он успел освободиться от последней веревки, как воин Кор-ул-лула обернулся, окинул комнату внимательным взглядом и заметил, что пленник лежит не так, как его оставили,— не на спине, а на боку, и руки его подняты к голове. Ин-тан подошел поближе и наклонился к лежащему. Узлы, связывающие руки, показались ему совсем слабыми. Он протянул руку, чтобы ощупать их, но Тарзан только этого и ждал. Он молниеносно схватил воина одной рукой за запястье, другой — за горло. Ин-тан даже не успел закричать — столь внезапным было нападение. Тарзан сильным рывком свалил его на пол и через секунду навалился на него всем телом. Тот пытался освободиться, вытащить нож, но Тарзан опередил его — сам выхватил нож из ножен ваз-дона. Хвост воина выгнулся, пытаясь обвиться вокруг шеи Тарзана, но человек-обезьяна изловчился и ножом отхватил хвост под самый корень.

Ваз-дон стал ослабевать. Руки Тарзана стиснули его горло, и через минуту он был уже мертв. Тарзан поднялся и поставил ногу на грудь поверженного врага. Победный клич так и рвался из его груди, но он сдержался, боясь обнаружить себя. У стены он нашел свое снаряжение — нож, лук и стрелы.

Крадучись, Тарзан подошел к выходу и выглянул наружу. Уже наступила ночь. Из соседних пещер раздавались голоса, оттуда доносился запах пищи. Пещера, где стоял Тарзан, была самой нижней, футах в тридцати над подножием скалы. Он уже собирался спуститься, как в голову ему пришла одна идея, идея, которая позабавила его. Он вдруг вспомнил, что ваз-доны прозвали его «страшный человек», и решил дать еще одно подтверждение верности этого прозвища, а заодно нагнать побольше страху на жителей селения Кор-ул-лула. С этой мыслью он вернулся в пещеру, где оставил задушенного им ваз-до-на. Ножом он отрезал голову убитого и, таща ее за волосы, вернулся к выходу из пещеры и сбросил ее со скалы. Затем быстро и сноровисто спустился по импровизированной лестнице из кольев, что, несомненно, немало удивило бы ваз-донов, ведь они были уверены, что он не способен спускаться по скале без хвоста и с такими конечностями.

Внизу он поднял голову Ин-тана и скрылся в тени деревьев, по-прежнему таща ее за волосы. Возможно, и даже наверняка, такой образ действий Тарзана ужаснул бы любого современного человека. Но можно ли судить дикого зверя с точки зрения морали цивилизованного человека? И льва можно в цирке обучить всяким трюкам, и тем не менее он останется львом. Разумеется, в Париже, в Нью-Йорке, в Лондоне Тарзан выглядел и вел себя как любой другой совершенно нормальный человек. Но в джунглях это был все тот же Тарзан-Тармангани из обезьяньего племени Керчака, и в груди его билось первобытное дикое сердце.

Спустившись вниз, Тарзан стал искать место, где бы он мог подняться на гребень скалы и незамеченным вернуться в селение Ом-ата Кор-ул-я. Наконец он приметил такое место, но там протекала речка, и он переплыл ее, чтобы попасть на тропинку. И вот в этом самом месте его ноздри уловили уже знакомый ему запах — запах Пан-ат-лин.

Это разом изменило планы Тарзана. Пан-ат-лин где-то здесь, поблизости! Они начали поиски ее вместе с Ом-атом, и Тарзан доведет их до конца — разыщет ее для своего друга. Запах повел его по тропинке в заросли и привел к тому месту, где Пан-ат-лин начала подъем на скалу. Здесь Тарзан оставил отрезанную голову, привязав ее к нижней ветке куста, и начал подъем. Ловко, по-обезьяньи, карабкался он вверх, следуя за запахом девушки. Взобравшись, быстро пошел по гребню скалы — тут уж ничто ему не мешало.

Тарзан кое-что знал о Кор-ул-грйфе: слышал от Та-де-на и Ом-ата о страшных существах, вселяющих ужас в души людей. Ну и что ж? Ведь и ночью, и днем везде могла подстерегать опасность. С детства смерть ходила за ним по пятам. Тарзан не знал иного существования, кроме жизни рядом с опасностью. Постоянная борьба со смертью была его жизнью, и он жил этой жизнью так просто и естественно, как живем мы в многолюдном городе. Цивилизованный человек, идущий ночью по джунглям, конечно, боится — он провел свою жизнь в окружении себе подобных. Но Тарзан жил как лев среди львов, как пантера среди пантер, как обезьяна среди обезьян. Он — дитя джунглей, плоть от плоти их, и жизнь его зависит только от самого себя, своей силы и ума, ловкости и находчивости. Поэтому в джунглях ничто не могло удивить его, обескуражить и застать врасплох. И он шел по незнакомым джунглям в поисках Пан-ат-лин без страха, с той же легкостью, с какой фермер разыскивает свою овцу.