Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 4

Толпа взревела. Поднявшись на ноги, чернь приплясывала на каменных скамьях. К ногам Тарзана полетели охапки цветов.

Кассиус постепенно приходил в себя. Тарзан обрадовался тому, что друг не убит, и бережно помог ему подняться.

Он окинул взором арену — пятнадцать «красных» с воодушевлением гоняли по всей арене десятерых «белых». Но исход сражения еще не был ясен — борьба шла без всяких правил, ибо ставкой в ней была жизнь. Тарзан, оставив Кассиуса Асту, уже полностью оправившегося от обморока, включился в битву. Он напал на самого сильного и ловкого из «белых». Вскоре тот замертво пал на песок.

Тарзан возглавил неравное сражение. По его приказу «красные» разделились на четыре отряда — по четверо бойцов в каждом. Выбрав себе противников, четверка вместе нападала на них, яростно атакуя. Кровавая схватка закончилась быстро. Все «красные» уцелели, а последний «белый» сам бросился грудью на мечи навстречу смерти.

Толпа, ликуя, выкрикивала имя Тарзана. Сублатус, однако, был взбешен. Оскорбление, нанесенное диким варваром императору, не было отмщено. Даже наоборот. Полуголый гигант заставил зрителей позабыть про цезаря. Лишь Тарзан владел сердцами черни и в данный момент мог повелевать ею. Сублатус понимал,— скажи Тарзан хоть слово, весь стадион ответит ему восторженным ревом согласия. То, что любовь толпы преходяща и зависит от многих, капризных случаев, не утешало Сублатуса. Его душой владела лишь одна мысль: «Тарзан должен быть уничтожен».

Он повернулся к префекту и что-то шепнул ему на ухо. Толпа меж тем, беснуясь, требовала увенчать победителей лавровыми венками, а Тарзана отпустить на свободу прямо здесь, на стадионе. Все выигравшие битву за жизнь выстроились в шеренгу. После по распоряжению префекта всех, кроме Тарзана, увели с арены.

Зрители подумали, что белого варвара ждут какие-то особые почести. Усевшись поудобнее, они принялись ждать церемонии.

Пришли рабы и крючьями уволокли с площадки окровавленные трупы убитых. Затем граблями разровняли поверхность. Тарзан все это время стоял прямо перед ложей Сублатуса, где ему велено было оставаться.

Он неподвижно возвышался, скрестив на груди мускулистые руки, его угрюмое лицо говорило о том, что он не ждет ничего хорошего от странных приготовлений, но тем не менее ко всему готов.

Со своего места он не мог видеть то, что заметила толпа со своих скамей. Неразборчивый гул на трибунах окреп и ясно можно было слышать, как люди кричат: «Трус!», «Тиран!», «Подлый предатель!», «Долой Сублатуса!»

Тарзан воззрился на кричащую толпу и увидел, что люди пальцами показывают в дальний угол арены. Он пригляделся и увидел то, что вызвало их гнев: вместо лаврового венка и свободы его ждало еще одно, а может, и не одно, испытание.

На человека-обезьяну недвижным взглядом уставился его извечный враг — Нума-лев. Хищник был матерый, крупный, с густой черной гривой. Его голодные глаза горели, как угли.

Сублатус, сидя в своей ложе, хранил надменный и презрительный вид. Его взгляд безразлично скользнул по беснующимся в гневе трибунам. Но, несмотря на показное равнодушие, Сублатус шепотом приказал трем центурионам, чтобы они послали своих подчиненных усмирить не в меру расходившуюся чернь. Тут же вооруженные легионеры отправились по рядам, выискивая тех, кто громче других протестовал против императорской воли.

Лев двинулся к Тарзану. Эгоистичные зрители, забыв, что они только что возмущались дополнительным испытанием, выпавшим на долю варвара, затаив дыхание, уставились на арену. В конце концов ради кровавой потехи они и собрались сюда, а сейчас им представлялось дополнительное зрелище этой программы.

Те, кто минуту назад громко приветствовал Тарзана, принялись подстрекать льва. Потом, если хищник падет, они с той же непосредственностью наградят победителя аплодисментами и будут искренни в своем порыве. Однако никто на трибунах не принимал в расчет возможность победы белого человека. Слишком неравны были силы. У Тарзана не было никакого оружия, кроме кинжала. Все остальное он растерял в предыдущих боях.

Обнаженный, лишь в набедренной повязке из леопардовой шкуры, Тарзан олицетворял собой само физическое совершенство. Люди Кастра Сангвинариуса искренне восхищались им. Что еще привело толпу в восторг, так это отсутствие отчаяния во взоре. Чернь, собравшаяся в Колизее, повидала приговоренных к смерти преступников на арене со львами и леопардами. Всегда наслаждение от зрелища портил слишком жалкий вид обреченных людей. Белый же гигант стоял молча и являл собой образец мужества и отваги — он ждал прыжка хищника сосредоточенно, но без страха, явно готовясь к яростному сопротивлению надвигающейся гибели.

Опустив голову, припадая к земле, хищник двинулся к жертве, его нервный хвост хлестал по бокам, а на клыках вскипела желтоватая слюна, обильно выделявшаяся в ожидании лакомой добычи.

Тарзан ждал. Он, казалось, сам обратился в льва. Трудно угадать, что происходило в его полудиком сознании, какие чувства обуревали полузвериную душу. Он точно знал, когда хищник взмоет в прыжке. От того, кто из них будет проворнее, зависит исход предстоящей молниеносной схватки.

Он следил, как напрягаются мускулы на мощных лапах, увидел хвост, до того извивавшийся, а сейчас замерший и одеревеневший, словно прут. Мелькнули в воздухе мощные клыки и выпущенные кривые когти. Но страшные железные руки уже были готовы: в одной зажат нож, другая вот-вот охватит и сдавит пульсирующее горло.

Тарзан знал, что хищник тоже очень рассчитывает на свой прыжок. Поэтому пригнулся и всю тяжесть тела перенес на кончики ног. Он понимал, чтобы получить преимущество в страшном бою, нужно привести зверя в замешательство и сделать то, чего меньше всего ожидает нападающее животное.

Нума-лев уверен, что жертва всегда ведет себя одним из двух способов: либо цепенеет, парализованная страхом, либо поворачивается и бежит. Он даже в расчет не мог взять, что человек нападет на него первым. Поэтому Тарзан опередил льва и прыгнул сам.

Толпа сидела молча, затаив дыхание. Даже Сублатус вцепился в барьер своей ложи побелевшими от напряжения пальцами. Он замер с раскрытым ртом. В эти минуты Сублатус совсем забыл о том, что он цезарь.

Нума забарахтался на песке, пытаясь сбросить с себя этого нахала и в наказание растерзать его на куски. Но большая лапа, пытавшаяся зацепить Тарзана, соскользнула, удар пришелся по воздуху.

Нуме было достаточно доли секунды, чтобы понять — положение изменилось. Жертва, на которую он рассчитывал, как на лакомый кусочек, стала грозным врагом.

Стальные когти сжали бока хищника, громадная мощная рука сдавила горло. Нума тщетно пытался вывернуться из железных объятий и зубами стащить с себя оседлавшую его бестию.