Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Е–моё, думаю, опять морока. Подсумок расстегнул, чтобы диктофон выключить, солдат с прапором напряглись (за руки, впрочем, хватать все же не стали).

В сопровождении мотоциклетного эскорта и заинтересованных взглядов прохожих мы проехали через всю Кара–Калу в погранотряд, где маршировавшие на плацу све­жеобритые новобранцы сбились с шага, а потом и вовсе остановились, разглядывая первого в своей жизни шпиона.

Думаю, что я их не разочаровал. Я выглядел как чучело: на мне были иностран­ные (хм?..) кроссовки, армейские каму­флированные штаны от маскхалата, необыч­ный по тем временам полевой жилет со множеством оттопыренных карманов, мили­цейская рубашка, форменная пограничная панама с красной звездой (для маскиров­ки?), черные очки, бинокль, порта­тивный диктофон на поясе с приколотым на груди микрофоном и прикрепленным к биноклю дистанционным управлением, кликающий при ходьбе шагомер, а в руках я нес складной рыболовный стульчик и старинный акушерский саквояж. Я уж не говорю о моей обгоревшей, красной, с утра не бритой роже…

Оказалось, что моего старого знакомого сменил на посту начальника отряда новый человек. Наш разговор с ним был вполне доброжелателен, но скорое достижение взаимопонимания несколько осложнилось проигрыванием моей магнито­фонной за­писи, состоявшей наполовину из латинских названий птиц, а наполовину ― из цифр и сокращенной абракада­бры, которой я пользуюсь для обозначения кормового пове­дения жаворонков при хронометраже. Я много раз объяснял студентам, как это де­лать, но лекция, прочитанная в тот вечер под развешанными на стенах портретами членов Политбю­ро, взиравших на меня с пытливой строгостью заседателей ученого совета, была самой подробной и исчерпывающей из всех. Завершили мы ее в офи­церской столовой, лишь немного опоздав к ужину. Там и выяснилось, что утром (когда я голо­совал на дороге в сторону Ирана) в отряд поступил сигнал, что «очевид­цы» наблюдали, как из низколетящего аэроплана спрыгнул парашютист с моими при­метами…»

«5 мая…. Поздним теплым вечером в Кара–Кале под фонарем, привлекающим множество насекомых, охотится козодой. Бесшумно летает, выделывая пируэты и пересекая быстрой черной тенью освещенное фонарем пространство, периодически присаживается здесь же на землю, потом опять вз­летает.

Ночная птица, прекрасно приспособленная к ловле насекомых в темноте, но не использовать такой халявы (скопления насекомых в пучке света) ― грех. (Когда Перевалов в Ай–Дере вывесил вечером лампу, подманивая своих бражников, отку­да‑то из темноты появилась пара проснувшихся синичек, непривычно молчаливых спросонья, которые не в силах были пропустить бесплатный ужин: вся стена под мощной лампой была залеплена мелкими насекомыми. А ведь синицы ― дневной вид.)

Иду дальше… На некотором расстоянии, за мостом, ― точно такая же картина: другой козодой выделывает то же самое около другого фонаря. До чего же дикие виды чувствительны не только к отрицательному воздействию человека, но и к предоставляемым порой тем же человеком дополнительным возможностям».

«21 мая…. Сегодня впервые увидел в природе серого варана. Достойное зрели­ще. Заметив его на голом мергелевом склоне в нескольких метрах от ближайшего возможного укрытия, я кинулся к нему бегом и успел схватить за хвост в тот момент, когда он уже почти заскочил в щель под выступающую скалу. Вытащил упирающееся чудище назад на белый свет и начал фотографировать, держа за хвост на вытянутой руке.

Непривычно видеть ящерицу метровой длины. Миниатюрный символ былого ве­личия всамделишных динозавров и сказочных драконов. Шершавая шкура, мощные когти, ухмыляющаяся в молчаливом скептицизме огромная пасть. Когда держу за хвост, висит вниз головой беспомощно, но с достоинством, без суеты, не дергаясь.

Поснимав его вволю, опустил на землю. Варан, поняв, что убежать не получится, повернулся ко мне хвостом и начал, свирепо шипя, раздуваться до неимоверных размеров, специально разводя ребра, расширяя себе живот, раздувая горло­вой ме­шок и привставая на ногах ― всеми средствами производя впечатление огромного устрашающего животного. И это не просто безобидная демонстрация. Лишь только я попробовал потрогать его сапогом, как он резко хлестнул по кирзе сильным жестким хвостом. Потом так же ― с другой стороны. Удары были настолько ощутимыми, что не оставляли сомне­ний: придись они по морде лисе или шакалу, наверняка бы отби­ли всякую охоту упорствовать в атаке.

Важнейший вид в структуре пустынных экосистем и живой символ нашего челове­ческого административного идиотиз­ма: включен в Красную книгу, но при этом все еще числится разрешенным объектом добычи для изготовления чучел и учебных по­собий для учколлекторов…»

«30 мая. В плоской равнинной пустыне уже к западу от последних предгорий Ко­петдага с Переваловым и со Стасом пересиживаем самую жару, предпринимая жал­кие попытки спрятаться в узкую полоску тени от машины. На ровном, как стол, месте нет никакого укрытия от солнца. Вокруг тихий палящий зной, поэтому слышно, как под капотом что‑то потрес­кивает в перегретом моторе после того, как мы ездили «ку­паться». Это значит, что мы гоняли по плоской, как доска, равни­не, над которой рас­каленный воздух не просто дрожит, но и создает удивительные по правдоподобию миражи ― впереди видятся огромные сверкающие озера, отороченные по берегам камышовыми зарослями.

Эффект настолько всамделишный, что, увидев такое утром в первый раз, мы все втроем ― и Перевалов, и Стас, и я, умом понимая, что никаких озер здесь быть не должно, все же почти всерьез решили, что перед нами впереди какое‑то водохрани­лище, о котором мы не знаем, и возбужденно принялись высматривать, что к чему, когда Перевалов поддал газу. Салаги.

Иллюзии развеялись в тот момент, когда, подъехав к бредущему вдалеке по мел­кой воде верблюду, мы увидели, что он стоит на более чем сухой суше и смотрит на нас поверх своей длинной верблюжьей морды («Вы что, дураки, что ли? Какая здесь вода?..»). После этого Перевалов уже просто газовал куда глаза глядят на страшной скорости, вертя руль вправо–влево, а мы со Стасом улюлюкали в безнадежно–сухопутном экстазе: «Жми, Козлевич! Купаться! Купаться!..»