Жозеф Рони-старший - Обезьяны

Спустя минуту они оставили позади себя отшельника в сумеречном свете и пошли, спотыкаясь, узким проходом, который извивался в недрах скал. Восковая свеча Чури обливала дрожащим, неверным светом поднимавшиеся по обе стороны иссиня-черные стены скалы.

Мильна охватило чувство изумления при мысли о давно исчезнувшей цивилизации, во время которой был высечен этот проход в скале под землею. Гиббс слегка задыхался от волнения. Лицо Чури, который держал в приподнятой руке горящую свечу, было по обыкновению непроницаемо.

— Простите, саибы, если я пойду впереди, — сказал он вдруг. — Дорога неровная, и я буду вам светить.

Минут через пять после того как они пустились в это странное подземное путешествие, Чури вдруг остановился, что-то рассматривая на земле перед собою. Взглянув через его плечо, молодые люди увидели черную ленту с колышущейся головой и раздутым мешком, преграждавшую им дорогу. Это была кобра. Чури достал откуда-то из-за пазухи длинный нож, наклонился и с быстротою молнии отсек пресмыкающемуся голову пониже мешка. А затем пошел дальше, не сказав ни слова.

В темном проходе было очень жарко, а воздух был насыщен каким-то неопределенным кислым запахом, который заставлял Мильна с Гиббсом с отвращением морщиться.

Вскоре дорога пошла слегка в гору, и Чури тотчас же остановился, подняв кверху руку.

— Боюсь, не поставили ли обезьяны в проход часового, саибы, — сказал он почти шопотом. — Нам надо итти как можно тише.

Минуту спустя Чури погасил пальцами свечу, и непроглядный мрак окутал их со всех сторон.

— Надеюсь, что нам не встретится больше кобра, — прошептал Гиббс.

Мильн ничего не ответил, но подумал то же самое в одно время с Гиббсом. Они подвигались вперед гуськом: впереди Чури, белая одежда которого совершенно пропадала в темноте, за ним Мильн и Гиббс. Проход теперь круто поднимался в гору и с каждым шагом становился шире. Они узнавали это, вытягивая в сторону руки. Кислый запах становился сильнее, и Мильну казалось, что он слышит глухое лопотанье, которое прерывалось отдаленными криками, доносившимися откуда-то сверху, из тьмы. Они приближались с каждым шагом к храму обезьян. В окружающем их мраке ничего не было слышно кроме их собственного слабого дыхания.

Вдруг Чури тихонько щелкнул языком.

— Идите тихо, как змеи, саибы, — шепнул он.

Далеко впереди себя Мильн с Гиббсом увидели маленькую блестящую светлую точку, а лопотанье и крики делались все громче. Все трое медленно крались вперед. Гиббс чувствовал, как сильно бьется у него сердце, Мильн крепко сжал губы, только у Чури не было заметно никаких признаков волнения.

Проход по-прежнему шел в гору. Он, очевидно, достигал храма обезьян в высоком месте, в какой-нибудь разрушенной комнате башни. Мильн подумал о Томпсоне и о том, успеют ли они притти во-время. Чури пристально смотрел на светлую точку, прикрыв рукою глаза.

— Часовых нет, — пробормотал он.

Они не шли, а скорее ползли в узком проходе, который все продолжал подниматься; точка дневного света, сверкавшая вдали, с каждым шагом становилась больше. Проход имел теперь метра два в поперечнике и расширялся подобно внутренности телескопа, по мере того как они подвигались вперед. Медленно и еле слышно переступали они с ноги на ногу.

— Что же это такое? — прошептал Гиббс.

Такого странного зрелища никому из них не приходилось видывать во всю жизнь. Все трое присели на корточках в конце длинного подземного прохода. Под ними, метра на три ниже, находился пол большой комнаты с круглыми каменными стенами, освещенной сумрачным дневным светом, проникавшим сквозь огромное отверстие в стене. Громкий шум лопочущих голосов раздавался из этой тускло освещенной пещеры. Кругом прыгали, лазали и сидели на корточках темные косматые фигуры, подобные видениям.

То были обезьяны гуннамун.

Некоторые из них сидели на корточках, освещенные лучами дневного света, проникавшего сквозь отверстие в стене. Они безостановочно визжали и лопотали, собравшись в кружок около какого-то предмета, находившегося посреди них.

Джек Мильн осторожно наклонился над краем стены поглядеть, что там у них такое. И в тот же миг сердце у него забилось и замерло от ужаса.

То был Томпсон.

Услышав, как Гиббс ахнул в эту минуту, Мильн понял, что он тоже увидел его.

Дневной свет ярко освещал бледное лицо Томпсона. Он был наполовину обнажен. Пробковый шлем его сидел на косматой голове одного из окружавших его гуннамунов, куртку его напялил себе на спину другой, а рубашка была разорвана в клочки. Он сидел в нескольких шагах от отверстия в стене, окруженный целым десятком больших обезьян. Не успел Мильн сообразить в чем дело, как увидел, что гуннамун, на котором был надет шлем Томпсона, толкнул его, а Томпсон быстро подался назад с отвращением и страхом. Минуту спустя другой гуннамун царапнул Томпсона когтями, злобно оскалившись на него, и он опять попятился назад.

— Да он сейчас упадет в отверстие! — прошептал Гиббс, с трудом удерживаясь от крика.

— Этого-то они и добиваются, — произнес Мильн с беспокойством.

— А отверстие находится, наверное, не меньше как в нескольких десятках метров от земли.

Чувство полной беспомощности охватило на секунду того и другого. Из обезьяньей ямы несло страшным зловонием. Томпсон, который обладал очень тонким обонянием и мыл руки, дотронувшись как-то раз до мертвого фламинго, страдал, вероятно, невыносимо.

Около десятка гуннамунов мучили Томпсона. Остальным эта забава, видимо, надоела, — они прыгали или сидели на корточках в яме, некоторые спали обнявшись, другие собрались кучками в темных углах. Но те, что мучили Томпсона, твердо решили довести свое дело до конца. Это было ясно, как день.

Спустя немного Томпсон оказался всего шагах в трех от большого отверстия в стене и, по-видимому, впервые догадался о намерениях гуннамунов. Он закричал, когда один из гуннамунов снова толкнул его, и ударил его по морде кулаком. Обезьяна зарычала на него и, несмотря на отчаянное сопротивление, толкала его все ближе и ближе к отверстию в стене. При виде этого другие мучители теснее окружили его. Еще минута — и Томпсон вывалился бы из отверстия и полетел в заброшенный водоем с высоты нескольких десятков метров.

Все происходившее в храме обезьян разыгралось перед взорами Мильна, Гиббса и Чури, смотревших с края скалы, которой оканчивался подземный проход, несравненно быстрее, чем рассказано об этом. Не прошло и минуты как Джек Мильн сообразил, что надо, не мешкая, попытаться спасти Томпсона.

И он тотчас же сделал эту попытку.

До пола комнаты было не больше трех метров. Прежде чем Гиббс и Чури догадались о его намерениях, он прыгнул вниз и соскочил в пещеру обезьян, подняв пронзительный крик, которым туземцы пугают обыкновенно диких зверей. Крик Мильна произвел на гуннамунов мгновенное действие. Они вскочили, бросились в сторону и стали взбираться с пола под темный потолок, лопоча от страха. Кучка мучивших Томпсона гуннамунов кинулась врассыпную. Мильн опять закричал, зная, что не пройдет и нескольких секунд, как обезьяны опомнятся от испуга. Что будет тогда, он не знал, но пока решился действовать.