Алексей Калиновский - О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии [litres с оптимизированной обложкой]

После трех дней за рулем я привычно расположился в офисе Ветеринарной школы Университета штата Висконсин. Ланч. Все преподаватели собрались, чтобы перекусить и попить некой коричневой жидкости, которая внешне, да, наверное, и по вкусу, напоминала воду в ведре уборщицы тети Маши из знаменитой чебуречной «Дружба» на Сухаревке, когда та, помыв одной и той же тряпкой сначала полы, потом вытерев столы, а потом протерев стаканы (очередность действий не путать), выжимала остатки в ведро. Американцы же с гордостью называли эту жидкость кофе и пили в каких-то немыслимых количествах.

Разговоры крутились вокруг недавней поездки моего друга, профессора-офтальмолога Джима Шостера в Россию, на наш ежегодный Московский ветеринарный конгресс. Надо сказать, что Джим молодчина. Он привез с собой в Москву кучу аппаратуры, причем такую, что на нашей таможне в Шереметьево его тормознули и отпустили только после того, как я объяснил начальнику, зачем вся эта аппаратура нужна. Когда тот услышал, что Джим – ветеринарный офтальмолог, то глаза у него стали такого размера, что я просто испугался, что сейчас ему понадобится экстренная помощь доктора Шостера. Своим четырехчасовым докладом Джим просто взорвал конгресс, а потом он еще на протяжении трех дней по восемь-десять часов абсолютно бесплатно занимался с нашими врачами. Я едва шевелил губами после синхронного перевода и с трудом понимал, когда на каком языке надо говорить. Естественно, после такой напряженной работы моя жена каждый вечер везла нас в какой-нибудь хороший ресторан, где мы и расслаблялись. Словом, вопросы на тему поездки посыпались один за другим:

– Джим говорит, что каждое утро на завтрак твоя жена подавала бутерброды с красной и черной икрой и осетрину.

Я стал ломать голову, как мне объяснить, что у нас на Ленинградском рынке, возле которого живу, в те времена был целый ряд с любой икрой, рыбой и прочими деликатесами и что я был уважаемым покупателем в этом ряду. Когда Джим прилетел, мы с ним пошли на рынок, чтобы купить продуктов. Вот тут-то все и началось. Узнав, что это мой гость, многочисленные торговцы стали наперебой кормить Джима икрой, осетриной, копченостями, причем в таком количестве, что я испугался, что нежный желудок доктора этого не выдержит и доктор проведет следующий день не у компьютера за подготовкой к докладу, а в непосредственной близости от унитаза. Кто-то преподнес ему в подарок фрукты. Визит закончился тем, что Джим ушел с рынка, неся свою полную персональную авоську с халявными харчами.

– Ну да, а почему бы Джиму и не сменить свои предпочтения относительно завтрака? – с гордостью ответил я.

– А еще он говорит, что такой кофе в России не пьют, что предпочитают варить.

– А правда, что вы были в каком-то ресторане и пили там настоящий коньяк?

О господи, американцы как большие дети. У них есть всё, но редко кто из них умеет, да и имеет возможность этим пользоваться. Так что пришлось прочитать им целую лекцию о кулинарных традициях России. Сейчас с ужасом вспоминаю, что, когда Джим прилетел, жена предложила накормить его хашем. Правильно я сделал, что не послушал ее, а то впечатления Джима о нашей кухне оказались бы, мягко сказать, слишком полными.

Слово за слово ланч закончился, и все разошлись по аудиториям. Мы оказались вдвоем с заведующим кафедрой хирургии мягких тканей. К сожалению, не помню его фамилию, только года через три Джим сказал мне, что тот ушел с работы, так как у него проявились первые признаки болезни Альцгеймера. Наш разговор крутился вокруг так любимой мною абдоминальной хирургии, тем более что на следующий день мне предстояло прочитать в университете лекцию про новые виды тонко-толстокишечных анастомозов, и вдруг мой собеседник неожиданно встрепенулся:

– Скажите, коллега, а у вас бывает, что приводят животное, как правило собаку, с явными признаками кишечной непроходимости, вы берете собаку на стол, входите в полость, и вдруг выясняется, что там ничего нет, а собака совершенно здорова. Вы зашиваетесь, и собака счастливая бежит домой. Все!

– Конечно бывает! И не раз с таким сталкивался.

– А знаете, почему собаки в таких случаях выздоравливают?

– Нет.

– Мы из них злой дух выпускаем!

Это был март 1997 года. До наступления третьего тысячелетия оставалось всего три года.

Наверное, у каждого человека бывают моменты, когда его жизнь радикально меняет свое течение. Так было и у меня.

Как-то в конце марта 1979 года, перед перерывом на весеннюю распутицу, на учебно-дрессировочной площадке «Плющево» проходили испытания по общему курсу дрессировки и защитно-караульной службе. Мое участие в них было самым активным: я исполнял, как теперь говорят, роль фигуранта, а проще, бегал в специальном халате. Принимать испытания приехал Алексей Сергеевич Самойлов. Испытания прошли без каких-либо инцидентов, и после того, как результаты были объявлены, инструкторы и судья пошли в бытовку выпить «чаю».

«Чай» и хорошая закуска, как известно, способствуют задушевной беседе, и я, разомлев, проговорился, что много слышал и читал о южнорусских овчарках, но никогда их не видел.

– Ну так приезжай ко мне в питомник. «Покажу», – сказал Самойлов.

– Это куда?

– На Автомобильный завод имени Ленинского комсомола.

В те времена крупные объекты охраняли с собаками. Каждое такое предприятие имело свой питомник, которому было дано право заниматься разведением, и во многом благодаря этому тогда сохранялось уникальное поголовье отечественных пород – южнорусских, кавказских, среднеазиатских овчарок.

– Вот, кстати, работа южака. – Самойлов показал забинтованную руку. – Третью неделю на больничном.

– Что, кость повредил?

– Да нет, но изжевал в тряпку.

Через пару недель я, одетый, как денди, в светло-бежевое пальто, приехал в питомник. Открыв ворота, Лешка с большим удивлением посмотрел на мой прикид.

– Подожди, я тебе свой халат дам, а то всего уделают.

Этот знаменитый халат потом помог мне, да и всем, кто приходил работать в питомник, наладить контакт с собаками.

Первым, кого я увидел, зайдя в питомник, был стоящий на будке на выгульной площадке южак. Потом я узнал, что это Ирбис.

В долю секунды белое облако пролетело над землей и, оказавшись у решетки в непосредственной близости от меня, начало выделывать от злости такие кульбиты, что обезьяны в цирке казались начинающими акробатами.