Алексей Калиновский - О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии [litres с оптимизированной обложкой]

Наконец в вагоне все заснули. Я решил выключить только верхний свет и оставить нижний, чтобы контролировать ситуацию. И не зря. Уже засыпая, я услышал внизу какую-то активность и сопение. Посмотрев вниз, я увидел, что Кирюша пытается снять с себя намордник. В мои планы это не входило.

– Фу, – рявкнул я и ударил Кирюшу тем, что было под рукой. А под рукой оказалась свернутая газета.

Эффект был не более чем от пролетевшей мимо мухи.

«Не убью и не покалечу», – подумал я и прыгнул на кобеля.

Этому трюку точно могли бы позавидовать специалисты по прыжкам на батуте. Я прыгнул, оттолкнулся от кобеля и сразу же взлетел на верхнюю полку. Свесив голову, я посмотрел вниз. Затея удалась, и враг был деморализован.

В Москве нас встречал Костя Караваев. Он единственный в питомнике владел личной машиной. Костя был человеком недюжинной силы. Мастер спорта по дзюдо, обладатель черного пояса по карате кекусинкай. Пока я ждал, чтобы все вышли из вагона, Костя заглядывал в окно, пытаясь рассмотреть, кого же я привез.

Как только мы оказались на перроне, Костя бодро направился ко мне. Удар намордником в грудь был настолько быстрым и сильным, что Костя, ничего не понимая, оказался на асфальте метрах в трех от нас.

– Ну на фиг, веди его сам.

В этот момент подошел второй поезд из Ленинграда, и хлынувшая толпа настолько завела Кирюшу, что он решил сгрести в охапку всех и сразу. Кобель разошелся не на шутку. Люди в ужасе застыли. К счастью, рядом оказался фонарный столб, и мне удалось захлестнуть поводок за него, в противном случае мне грозила перспектива болтаться на этом поводке как придаток к кобелю.

– Костя, ломай его!

– Вот уж уволь. Я со стороны посмотрю.

Пришлось мне сражаться с Кирюшей в одиночку. Толпа стояла как вкопанная, и только одиночные выкрики с требованием прекратить издеваться над собакой вырывались из нее. Костя с видом конферансье прошелся перед зрителями и изрек:

– Из ситуации есть два выхода. Или он доделывает свое дело, или отпускает собаку.

– Нет-нет, конечно, все надо закончить.

Минуты через три я все-таки победил Закир-Хана, и уже до самого питомника он вел себя вполне прилично. Уже когда кобеля водворили в вольер, у меня возник вопрос, как снимать с него намордник. Я понял, что пока новичок не пришел в себя, надо набраться наглости и прыгнуть к нему в пасть.

Больше Кирюша меня к себе не подпустил. Мы сохраняли нейтралитет и старались не общаться.

– Шапки долой.

Я невольно оторвался от писанины и посмотрел на дверь. На пороге стояла «пара гнедых» мальчишечьего пола, лет девяти от роду. Оба издавали громкие звуки, в которых явно улавливались хлюпанье и шмыганье соплями. А еще они активно утирали рукавами носы с пузырями. По команде треухи мигом слетели с головы.

Если бы не активное стимулирование к продвижению вперед легкими подзатыльниками, пришельцы так и застряли бы в проеме. Вид у обоих был далеко не радостный. Рядом с ними стоял черный малый пудель с такими же виноватыми глазами.

– Что надо сказать? – за ними вошла с трудом сдерживающая свои эмоции женщина.

– Здрасьте.

– Ну привет.

– А теперь рассказывайте, что вы втроем начудили.

Ага, оказывается пудель был третьим.

Из всего рассказа, который мне напоминал нестройное пение деревенского церковного хора, партию дисканта в котором исполнял пудель, я понял только слова «бильярд» и «шарик».

Я невольно посмотрел на женщину.

Оказывается, дело обстояло так. Братья, а это были двойняшки, играли на настольном бильярде. Кто помнит, были такие детские бильярды с металлическими шариками размером где-то между фундуком и грецким орехом (скажу по секрету, что лучше всего было этими шариками стрелять из рогатки). Пудель сидел рядом и переживал так, что можно было подумать, что он делал ставки. Кто-то ударил посильнее, шарик перелетел через бортик, и кобель в азарте поймал и проглотил его. Эффект был потрясающим. Теперь каждый удар виртуозно направлял шар через борт. На девятом игра была прервана арбитром, который по счастью зашел в комнату.

– Так вы хотите сказать, что сейчас в нем девять металлических шаров?

– Именно так.

Я поставил собаку на стол. Живот явно был увеличен и отвисал. Я надавил. Пальцами я почувствовал, как в желудке перекатывается что-то.

– Как давно это произошло?

– Максимум час назад.

Ну, хоть это хорошо. Времени прошло мало, и велика надежда, что шары еще в желудке. К счастью, рентген оправдал наши упования: ни один шарик не сместился в двенадцатиперстную кишку.

Пока ассистенты занимались пуделем, я побежал в отделение эндоскопии.

– За тобой что, собаки твои гнались? – Заведующий отделением доктор Веселов посмотрел на меня с интересом.

– Витя, выручай, «корзина» нужна.

Я рассказал, какой у меня пациент.

Хоть врачи люди и не особенно тщеславные, но любому из нас всегда приятно видеть результат своей работы, а самое главное – реакцию владельцев. Так и в этот раз, когда мы через два часа вынесли собаку из операционной, куда только делись поток соплей, пузыри из носа и потухшие взгляды.

А один шарик мы оставили себе и поместили на стенд, на котором демонстрировалось все то, что мы извлекали из собак и кошек.

Наступил пятидесятилетний юбилей нашего операционного фельдшера, человека, который даже меня гонял в операционной, – Игоря Анатольевича Барсукова. Клиника кипела с самого утра. Кухня – хозяйство мамы Чоли – выдавала чудеса кулинарной мысли. Летавшие по клинике запахи будоражили воображение. Наши пациенты с их тонким обонянием готовы были либо сразу падать в обморок, либо любой ценой попытаться попасть в эту волшебную пещеру и преданно взглянуть в глаза Ольге, рассчитывая на ее доброту и зная, что никто не останется обделенным.

Я поднялся в Государственный научный центр колопроктологии МЗ РФ (тогда институт уже назывался так), там тоже наблюдалась некоторая суета. Приглашены были многие старшие научные сотрудники, заведующие отделениями, директор центра академик Геннадий Иванович Воробьев и его замы.