Елена Романова - Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

— Слушай, собака, а все-таки где твой дом? И почему ты разгуливаешь по улицам одна? Должны же быть у тебя хозяева, — размышлял я вслух, дожевывая последний огурец. Собака склонила голову набок и, ожидая продолжения, посмотрела на меня своими живыми умными глазами. — Может, с тобой плохо обращались, и ты сбежала? — Я принялся внимательно обследовать собаку и действительно обнаружил в шерсти на плече капельку запекшейся крови. — Тебя били? Да?! — Мой голос уже звенел от негодования. Но собака лишь удивленно фыркнула и уткнула свою довольную собачью морду мне под мышку. Нет, такой несерьезной собаке роль несчастной сироты в кино ни за что бы не дали. Получается, она потерялась. Я вздохнул и потрепал собаку за ухом. — Эх ты, потеряшка… Вот скажи, что нам теперь делать? Где искать твоих хозяев?

Мысль о том, что у потеряшки где-то есть дом и настоящие хозяева, занозой засела в моей душе. Я хотел было от нее отмахнуться, но она продолжала колоть и мучить меня, точно гвоздь в ботинке. Я увлеченно принялся рассказывать потеряшке о нашем будущем летнем походе, в красках расписывая байдарку, палатку и ночи у костра. И собака, словно понимая каждое мое слово, возбужденно поскуливала и ерзала от нетерпения. «Ну что, поедешь со мной?» — в шутку спросил я. А когда она, поставив лапы мне на плечи, радостно лизнула меня в щеку, я вдруг понял, что больше всего на свете хочу, чтобы у этой собаки никого кроме меня не было. Хочу этого больше похода, больше нового велосипеда, сноуборда, плеера… И даже мечта стать спасателем как-то померкла. Но почему, подумал я, не может случиться чудо? Почему потеряшка не может стать моей собакой?

У спасателя ведь обязательно должна быть собака. Чтобы находить людей под завалами и идти по следу заблудившихся в тайге. А если мы с потеряшкой вдруг сами потеряемся в лесу, она по запаху выведет нас к человеческому жилью. Но сначала мы будем долго плутать, питаться грибами и кореньями и ночевать на деревьях, чтобы спящими не попасть в лапы голодных хищников… Как хорошо, подумал я, что моя потеряшка уже натренирована на бананах, ведь любая другая собака есть коренья наверняка отказалась бы.

В общем, будем мы так бродить, бродить по таежным буреломам… И однажды наткнемся на хижину какого-нибудь одичавшего человека. Он заблудился двадцать лет назад, и мы с потеряшкой будем первыми людьми, которых он увидит за это время. Он очень обрадуется нам и, расчувствовавшись, подарит лук со стрелами, с помощью которых он все двадцать лет охотился на зайцев. А мы вручим ему письмо от сына, который его очень любит и до сих пор ждет. А потом выведем этого человека к городу. И, скромно отойдя в сторону, будем смотреть, как его взрослый сын радостно обнимает своего одетого в шкуры, бородатого, как байкер, родителя.

Мы с потеряшкой никогда не будем расставаться. Всюду вместе. И если я вдруг заболею, она будет лежать со мной в постели и согревать меня не хуже горчичников…

Но если я заболею, подумал вдруг я, потеряшку кто-то должен будет выгуливать… Например, мама. А мама такая невнимательная. Она постоянно забывает в гостях зонтик и никогда не помнит, куда положила ключи. Что если она где-нибудь забудет или потеряет потеряшку? И тот, кто найдет мою собаку, не захочет ее мне возвращать? Не захочет, как не хочу сейчас я…

Потеряшка бодала меня лбом в плечо, пытаясь утешить, а я чуть не плакал, представляя, как буду без нее грустить.

Но, может быть, сейчас, в эту минуту, какой-то другой мальчик размазывает кулаком слезы по щекам, горюя о своей пропавшей собаке…

Нет, так поступить с ним я не мог. И внутренний голос уже подсказывал мне трудное, но единственно верное решение. Решение настоящего спасателя. Я зажмурился и собрал в кулак всю свою волю.

Решено, будем искать хозяев! Я замотал головой и открыл глаза. Увидев это, потеряшка соскочила с дивана и радостно запрыгала вокруг меня.

— Да, для собаки, которая потерялась, у тебя не слишком-то грустный вид, — заметил я, придирчиво оглядывая потеряшку. Собака удивленно подняла брови, всем своим видом давая понять, что глупее претензий она в жизни своей не слыхивала. Пришлось с ней согласиться. Уж точно, куда приятнее иметь дело с неунывающей попрыгушкой, чем с вечным нытиком или мрачным занудой.

— Для начала сходим к тете Тамаре, — предложил я потеряшке. Потеряшка засуетилась вокруг меня в предвкушении перемен. Я натянул свитер и вышел на лестницу. Собака с энтузиазмом последовала за мной. Она весело крутила головой и, кажется, очень обрадовалась, когда мы остановились у двери напротив.

Тетя Тамара — наша соседка. Она живет здесь давно и знает всех собак во дворе. У нее тоже когда-то был пес, большой, красивый и очень ласковый. Но его сбила машина. Так рассказывала мне тетя Тамара. Это случилось давно, еще до нашего сюда переезда. И с тех пор она живет одна. Конечно, друга никем не заменишь. Но если бы я был Дедом Морозом, я подарил бы ей на Новый год щенка, смешного такого, кудрявого. Им вместе было бы гораздо веселее. Но я не Дед Мороз. А тетя Тамара не хочет больше заводить собак… Я нажал на кнопку звонка. Потеряшка от нетерпения начала тихонько повизгивать, потом прильнула носом к замочной скважине, жадно втянула воздух и недоуменно посмотрела на меня. За дверью по-прежнему было тихо. Наверное, ушла в магазин, подумал я, переминаясь с ноги на ногу. Начинать с неудачи было не слишком приятно, но отступать я не собирался.

Поскольку ни вертолетов, ни надежной системы оповещения населения, ни космических средств слежения я в своем распоряжении пока не имел, мне приходилось рассчитывать только на собственные скромные возможности. «Нда…» — я с сомнением почесал ухо. Мне представилось, как мы с потеряшкой обходим окрестные дома, квартиру за квартирой, подъезд за подъездом. Но все напрасно. Потеряшкиных хозяев никто не видел, никто не знает. Проходят месяцы, наступает лето, а за ним осень. Наконец в один прекрасный день мы звоним в самую обыкновенную, ничем не примечательную дверь, она открывается, и за ней нас неожиданно с цветами встречают плачущие от счастья потеряшкины хозяева. Они благодарно жмут мне руки и говорят, что никогда не забудут того, что я для них сделал. И волнующий момент воссоединения семьи торопится запечатлеть откуда-то появившаяся съемочная группа Пятого канала. И потеряшка…

— Гав! — донесся до меня призывный лай. Это потеряшке надоело без дела торчать на площадке. Она вопросительно посмотрела на меня, покрутила своей мохнатой мордой и уже направилась было к ступеням лестницы.

— Стой, погоди! — запротестовал я. — Мы не можем так уйти. Сначала нужно одеться.

Собака с сожалением посмотрела вниз, на помойный бак и разбросанные по полу окурки, постояла немного, почесалась, шумно вздохнула и нехотя побрела за мной к двери. Пока я искал шерстяные носки, потеряшка успела облазить все ящики в коридоре, сбегать пару раз на кухню, заглянуть в туалет и ванную, где-то раздобыть совок для мусора и, пробегая в очередной раз мимо вешалки, уронить на себя мамино зимнее пальто. Выбравшись из-под неожиданно возникшего завала, собака с интересом обнюхала меховой воротник, встряхнулась и как ни в чем не бывало принялась вытаскивать из шкафчика мой лыжный ботинок. Похоже, ей действительно не терпелось отправиться в путь. Спустя пару минут оба лыжных ботинка уже стояли на коврике у двери. Возле них сидела довольная потеряшка и грызла неизвестно откуда взявшийся лишний шнурок. Нахлобучив шапку, я посмотрел на часы и отметил для себя приблизительное время начала операции: одиннадцать тридцать.