Елена Романова - Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

— Твоя собака? — спросил Жердяй.

— Моя… — с трудом выдавил я.

— Правда? — Жердяй приподнял бровь, изображая удивление. — И как же зовут эту милую овечку? Надеюсь, не Долли?

Генка осклабился и покрутил мячом перед потеряшкиным носом.

— Так как же ее зовут? — повторил Жердяй приторно-нежным голосом.

— Ты что, глухой? Я тебе живо уши прочищу! — Генка отвесил мне внушительный подзатыльник.

— Ее зовут… Собака, — пролепетал я и почувствовал, как у меня задрожали коленки.

— Вот как? Собака? — Жердяй недовольно поморщился. — Ай, ай, ай. Разве мама тебя не учила, что обманывать старших нехорошо? — крепкие пальцы впились мне в ухо. — Откуда собака? Где взял? Сознавайся, хлюпик. А то хуже будет! — Жердяй грозно выпятил нижнюю челюсть.

— Эй, Вовка, а давай мы ее с петардой по полю пустим! Во круто будет! — загоготал Генка и пнул потеряшку бутсой. Потеряшка жалобно взвизгнула и плюхнулась со всего размаха в снег. Медлить было нельзя.

Я зажмурился и что есть силы ударил Жердяя в живот. От неожиданности он ахнул и разжал пальцы. Мое ухо оказалось на свободе. Схватив поводок, я с диким криком бросился бежать не разбирая дороги, натыкаясь на кусты, падая, поднимаясь и снова падая. Потеряшка скакала рядом, хватала поводок зубами, грозно рычала и отчаянно мотала головой, делая вид, будто хочет его у меня отнять. Наш бешеный бег по сугробам и бурелому она принимала за веселую игру. Мне же было не до веселья. Я слышал за спиной топот погони и грозный рев взбешенных преследователей. Приближались к дому мы с потеряшкой уже похожими на двух снеговиков. От бороды и до кончика хвоста собака кудрявилась белыми сосульками. Черными оставались только нос и глаза, весело поблескивающие из-под снежной челки.

У подъезда я остановился. Ни Жердяя, ни Генки не было видно. Уффф… Кажется, оторвались, подумал я.

«Неужели я ему действительно врезал? Жердяю?!» — пронеслось у меня в голове. Произошедшее было настолько невероятным, что показалось мне чудом. Вот это да! С недоверчивым уважением я рассматривал свой кулак. Второе чудо за день — это круто!

— Нет, ты видела, видела, как я его, а? Раз! И прямо в живот. Со всего маху! Он чуть не свалился, — тормошил я потеряшку, единственную свидетельницу моего неожиданного подвига. Та крутилась, повизгивала, норовила лизнуть меня в щеку и радовалась, кажется, не меньше, чем я.

— Ты тоже молодец, не испугалась, — хвалил я потеряшку. — Его ведь, знаешь, все боятся. А мы с тобой — ни капельки! Мы с тобой теперь — силища, горы можем свернуть!

Я наклонился и обнял собаку за шею.

— Ты не бойся, я тебя никому не отдам. Мы же с тобой друзья. И пока не найдутся твои хозяева, ты будешь жить у нас.

Из-под снежной бахромы на меня блеснули озорные собачьи глаза. Идея погостить потеряшке явно понравилась. В знак нашего уговора я пристегнул ей к ошейнику свой брелок от ключей с футбольным мячиком. Пусть носит и радуется. Ведь ей тоже нравится играть в футбол.

Едва я успел раздеться и стряхнуть снег с коврика, как в замочной скважине щелкнул ключ. Потеряшка бросилась к двери.

— Стой! Стой! — закричал я, но было поздно.

— Ой! — воскликнула бабушка и от неожиданности выронила сумку. Из сумки на пол посыпался виноград и выкатились яблоки. — Это что еще такое?

Потеряшка радостно прыгала вокруг бабушки, давя лапами крупные спелые виноградины.

— Это собака. Ты только не волнуйся, — объяснял я бабушке.

— Вы что, взяли собаку? — глаза у бабушки округлились. — О чем только думают твои родители?

— Нет, это не наша собака. Понимаешь, она потерялась и теперь ей негде жить. Мы должны ей помочь. Можно, она поживет пока у нас? — уговаривал я бабушку. — Она послушная, умная и знает все команды. А еще она умеет приносить тапочки.

Пока я ползал по полу и собирал яблоки, потеряшка проворно подъедала то, что осталось от винограда.

— Тапочки, слава богу, я пока еще могу приносить сама, — усмехнулась бабушка. — А как она сюда попала?

Я рассказал все с самого начала. Не стал говорить только о прогулке и драке с Жердяем. Зачем понапрасну травмировать бабушку?

Доев виноград, потеряшка захотела поближе познакомиться с бабушкой и с бабушкиной сумкой.

— Какое безобразие! Ну и нахальная морда! — возмутилась бабушка.

— Нет, она просто любознательная. Ты посмотри, какая она хорошенькая.

— Да, я вижу. Очень хорошенькая. Мокрая и грязная как поросенок. Ай-ай-ай. И как не стыдно лазать по чужим сумкам? — строго качала головой бабушка. Потеряшка виновато понурилась.

— Знаешь, Николаша, давай поступим так. Мы ее сейчас покормим, высушим и отпустим. — Мою попытку возразить бабушка остановила движением руки. — Нет, ты послушай. Она ведь могла забежать в наш подъезд случайно. А хозяева сейчас ищут ее по всей округе. Как же они найдут ее, если она будет сидеть у нас в квартире? А потом, знаешь, у собак ведь прекрасный нюх. Она сможет сама найти свой дом.

— Как же она его найдет? Ведь таких домов в городе — сотни тысяч! Мы должны ей помочь. Пусть она пока поживет у нас. А я напишу объявление и развешу его на остановках, — умолял я бабушку.

— Нет, Николай, мы не можем ее взять. А вдруг она заразная? Вдруг у нее глисты или блохи?

Собака удивленно посмотрела на бабушку. Потом на меня. И на всякий случай отряхнулась.

— Нет у нее никаких блох, — обиделся я за потеряшку.

— Откуда ты знаешь? Она же бог знает по каким помойкам шлялась.

Собака вздохнула, почесалась и легла на коврик у двери, положив голову на лапы.

— А если даже и есть, что ж из-за этого ее на улицу выгонять? Вот скажи, если бы у тебя были блохи, мы что, должны были бы выгнать тебя на улицу? — не сдавался я.

— Не говори глупостей! И прекратим эту дискуссию, — не на шутку рассердилась бабушка. — Когда ты вырастешь, сможешь завести хоть целую свору. А пока, хочешь ты этого или нет, тебе придется слушаться взрослых.

Я знаю, что мужчина не должен быть хлюпиком. Я крепился изо всех сил. Но слезы сами закапали у меня из глаз.

— Она же одна пропадет! Ее нельзя выгонять! Бабушка, миленькая! Я ведь обещал ей! Она же все понимает! — кричал я, обхватив собаку за шею. Но бабушка была непреклонна. А потеряшка даже не зарычала, когда ее взяли за ошейник. Она ведь думала, что бабушка просто решила с ней погулять…

Вечером, когда с работы вернулись родители, бабушка им все рассказала. Я слышал голоса на кухне, но слов разобрать не мог. Они как будто о чем-то спорили. Потом хлопнула входная дверь. В окно я видел, как отец, держа в руках веревку, вышел на улицу. Был сильный ветер. Отец поднял воротник, постоял немного и направился в сторону собачьей площадки. Спустя час он вернулся. Один. Все с той же понуро болтавшейся веревкой в руках. А я стоял и смотрел в окно. Я больше не плакал. Я просто стоял и смотрел. Как падает снег. Большими белыми хлопьями. На машины и деревья. На подоконник и на крыши домов. На чьи-то смешные мохнатые уши… Я просто стоял и слушал, как падает снег.