Елена Романова - Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Светка тревожно заерзала на стуле. Нет, к теории прогресса у нее, пожалуй, претензий не было. Но отступать Светка не привыкла. А потому, сделав умное лицо, она пустилась в пространные рассуждения о новейших достижениях науки и техники. Это был Светкин конек. В сотый раз изумляться почерпнутым из Интернета сенсациям было скучно, и меня незаметно снесло в страну грез и фантазий. Над головой упруго трепетал алый парус, за бортом пеной вскипали волны, мимо на всех парах проносились крылатые эльфы. «Домой, домой!» — кричали они, указывая на узкую полоску суши, едва различимую вдали. Берег стремительно приближался. Сгущались тучи. На секунду молния высветила огромное старое дерево перед величественным замком, венчающим вершину утеса. От громовых раскатов содрогнулись стены. В кухне стало еще темнее. Пылал очаг, о чем-то переговаривались портреты. Сквозь наступившие сумерки я смотрела на Эльвиру без страха, не боясь встретиться с ней взглядом. Ее глаза казались мне смутно знакомыми. Глаза цвета пепла и неба, цвета майской грозы и зимних сумерек. Где-то, когда-то я уже видела эти глаза. Описать их невозможно. И жуть, и восторг, и трепет… Часы на стене пробили полдень. Смущенно поежившись, я уставилась в свою чашку. Над моей головой мягко прошелестели бусы. Тонкая, почти невесомая рука, изящно охваченная в запястье широким серебряным браслетом, пододвинула ко мне розетку с вареньем. На безымянном пальце тускло блеснуло старинное медное кольцо.

— Всему должна быть причина, — назидательно выговаривала Эльвира. — Счастливой собаке нет нужды убегать из дома. Так что же все-таки произошло? — очки, косо сидевшие на костлявом тонком носу, участливо качнулись.

— Понимаете, наша Люся обожает футбол… — начала я и замолчала. К горлу подкатил ком.

— Футбол? Правда? — Эльвира оживилась. — Это очень, очень интересно, — воскликнула она, привычным жестом поправляя очки.

— Угу, — промычала Светка, хмуро налегая на вишню.

— А вчера, когда она увидела Фуфин мячик…

И я рассказала Эльвире все. И про Фуфу, и про мячик, и про то, какая Люся замечательная собака, и как она забавно вертит своей лохматой головой, пытаясь понять человечий язык, и про подарок, который я обещала ей на восьмое марта, и про сегодняшнее, самое страшное в моей жизни утро… Эльвира слушала рассеянно, водя длинным тонким пальцем по губам и время от времени бросая взгляд в окно, где снежный буран с неистовой силой крутился по двору огромной белесой баранкой.

Дойдя до старика в синей шапочке, я облизнула сухие губы и замолчала. Эльвира откинулась на спинку стула, прикрыла глаза и сжала виски кончиками пальцев. На ее лице появилось напряженное, тревожное выражение. Высокий бледный лоб прорезала вертикальная складка.

— Опять петарды, — пробормотала она, брезгливо поморщившись. — Когда это кончится? Хоть бы что-нибудь новенькое придумали…

Светка громко сглотнула и вытаращила удивленные глаза. За окном свистел ветер. Мерно тикали часы на стене. Взрывов петард слышно не было.

Не обращая на нас внимания, Эльвира продолжала что-то бормотать себе под нос невнятной скороговоркой:

— Хрустальный шар… Совещание… завтра… троллейбус номер тринадцать… Где музыканты? Где Царица Египетская?! Куда эта чертовка запропастилась? Вечно не дозовешься… Так… Неужели нельзя было подобрать толковую бабушку… Это что еще за дела?! Куда? Стоять! Стоять, шельма!

Эльвира взвизгнула и судорожно схватилась рукой за бусы. Наши глаза на мгновение встретились, и по тому, как сошлись брови на ее переносице, я поняла: что-то случилось. Или вот-вот должно случиться. Что-то страшное. Что-то… Мутным невидящим взглядом она обвела кухню. Рука, держащая бусы, дрогнула, пальцы разжались. По мере того как Эльвира приходила в себя, ее дыхание успокаивалось, взгляд становился все яснее.

— Ну, кажется, все, — произнесла она наконец своим обычным, незвучным голосом. — Метель закончилась, а вместе с ней подошла к концу и наша милая беседа. Пора закругляться, — губы Эльвиры чуть изогнулись. Повернувшись к Светке, она наставительно добавила: — А вам, юная леди, советую впредь больше внимания обращать на прогноз погоды и не вступать в пререкания со старшими.

— Вот еще! — огрызнулась Светка и гневно шмякнула вишневую косточку на блюдце. — Мы, пожалуй, пойдем, спасибо за чай.

— Что ж, не смею задерживать, — холодно процедила Эльвира, поднимаясь из-за стола. — Кстати, если вы на озера, то зря потратите время, — походя заметила она уже в коридоре.

— Это почему же? — поинтересовалась Светка и скептически хмыкнула.

— Потому что ее там нет, — без всякого выражения проговорила Эльвира. В очках, косо сидящих на костлявом носу, блеснуло отражение двух огромных янтарных шаров. Громко щелкнул замок входной двери. С лестницы потянуло холодом.

— Откуда вы знаете? Вы же там не были! Как же вы можете утверждать? А? — Светка так и впилась глазами в Эльвиру. — А! Я знаю! Я вас раскусила! Вы нарочно нам мозги пудрите! — вдруг заорала Светка и угрожающе сжала кулаки. — И деда того с лестницы вы спустили! И нашу собаку… — Светкины губы дрожали, глаза сузились до размера щелочек. Казалось, еще мгновенье, и она взорвется ничуть не хуже паровой машины. Эльвира удивленно моргнула, ее лицо вытянулось, брови гневно поползли вверх, очки съехали на кончик носа. С перекошенным от ярости лицом она схватила Светку за шиворот. Не прошло и двух секунд, как мы уже стояли на лестнице, растерянно ежась, точно потрепанные воробьи. Светка, пунцовая от возмущения, ловила ртом воздух и тупо смотрела в одну точку прямо перед собой. Откуда-то сверху знакомый хрипловатый голос мелодично пропел:

— Пока, пионэрки! И не забудьте про потеряшку!

Хлопнула дверь. Ключ повернулся в замке. Перед моими глазами в туманной дымке проплыл и исчез алый парус…

— Вот нахалка! Она еще издевается! Как мы можем забыть про Люсю?! — бурчала не на шутку рассерженная Светка, пока мы спускались по лестнице. Двор встретил нас слепящими солнечными лучами и безмятежным покоем.

— Знаешь, у меня такое странное чувство… Мне кажется, я где-то ее уже видела…

— М-м, — рассеянно промычала Светка. Она стояла, раскачиваясь на каблуках, заложив руки за спину, и явно меня не слышала. Ее лицо выражало крайнюю степень озадаченности. Оставив Светку наедине с ее мыслями, я поплотнее нахлобучила шапку и погрузилась в зыбкую бездну собственных раздумий. Отыскать в извилистых лабиринтах моего сознания путеводную нить Ариадны оказалось не так-то просто. В голове, точно обрывки фильма, мелькали бессвязные яркие картинки. Темный тоннель, каменные стены, горящие факелы, сверкающая великолепием роскошная мраморная лестница. Огромная зала. Бархатисто-черный потолок, усеянный звездами. Тусклым серебром отливают человеческие фигуры. Лиц не видно. В воздухе плавают свечи. На пороге в изумрудно-зеленой мантии стоит высокая темноволосая женщина. У нее очень строгое, умное лицо, по которому ясно читается, что ей лучше не перечить… Полумрак старинного кабинета, деревянный стул с высокой прямой спинкой, клетчатый халат и то же лицо, участливо склонившееся над столом… Кошка в квадратных очках неподвижно сидит на каменной ограде. Легкий ветерок пошевелил аккуратно подстриженные кустики Бирючиновой аллеи, молчаливой и опрятной под чернильными небесами… Боже мой! Не может быть! Да ведь это…