Елена Романова - Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Ложиться спать было еще рано. Вид книжной полки повергал в уныние, а от одной мысли о компьютерных играх сводило скулы, как от килограмма лимонов. Я подошла к окну и посмотрела вниз. По дорожке вдоль забора в сопровождении хозяина трусил лохматый черный пес. Хозяин прятал лицо в поднятый воротник пальто и придерживал руками шапку. За окном свистел ветер. Кружилась метель. Судорожно дергалась тень от фонаря. Человек с собакой свернул за угол и словно растворился в снежной пелене. За стенкой надсаживался комментатор и, празднуя очередной гол, ликовали трибуны. На кухне полным ходом шли политические дебаты. Обсуждалось очередное правительственное свинство. Мама что-то с жаром доказывала, едва не срываясь на крик. Тетя Сима в ответ бесстрастно занудствовала. Из бабушкиной комнаты время от времени доносился жалобный скрип пружин. Меланхоличный убийца неспешно готовился нанести свой последний удар. Словом, все было как всегда. За одним маленьким исключением. У меня больше не было собаки…

Я кинулась на кровать и зарылась лицом в подушку. Привычные звуки непривычно резали слух. Я словно выпала из времени. И теперь, точно выброшенная на берег рыбка, беспомощно хватала ртом воздух на этом чужом, ненужном мне берегу. А где-то там, за пеленой снега, на ледяном пронизывающем ветру дрожала от холода моя собака. Ей негде было укрыться и не у кого просить защиты. Поочередно поджимая сбитые в кровь лапы, она звала меня из последних собачьих сил. А я лежала у себя в комнате, грызла ногти и ждала, когда наступит утро.

Тихонько скрипнула дверь. В комнату осторожно заглянула белобрысая собачья морда. Низко опустив голову, Фуфа виновато вильнула хвостом и остановилась на пороге. Подойти ко мне она не решалась. Ее большие грустные глаза смотрели на меня с какой-то вселенской скорбью. «Взгляд как у побитой собаки», — подумала я и отвернулась к стене, чтобы не разрыдаться.

Разбудил меня телефон, настойчиво взывавший к ответу в прихожей. Брать трубку, кажется, никто не собирался. С трудом разрывая снежную мглу какого-то безрадостного сна, я проснулась окончательно, потянулась, зевнула и нехотя разлепила глаза. За окном было еще темно. Часы показывали восемь. Значит, все уже давно встали. Неужели никто не слышит? А вдруг это звонят по поводу Люси? Чуть не сбив по пути стул, этажерку, и тетю Симу, с зубной щеткой в руках высунувшуюся из ванной, я в три секунды домчалась до телефона. Но было поздно. Из-под самого моего носа, сердито шикнув, трубку увела бабушка.

— Слушаю вас… Ах, это ты, Натусенька! Ну конечно… да… Нет, на литр водки три столовых ложки ягод… Ничего я не путаю…

Тревога оказалась ложной. Звонила бабушкина приятельница. Подслушивать их разговор было скучно. Все равно что листать «Медицинскую энциклопедию» или смотреть передачу «Ваш семейный доктор». Я развернулась, подтянула пижамные штаны и побрела на шум закипающего чайника. Голова тети Симы исчезла в ванной, и из-за двери полились водопадные звуки включенного душа. Спустя минут десять она выплыла на кухню, точно шамаханская царица, с полотенцем на голове и ослепительно-белоснежной улыбкой ходячей рекламы «Блендамеда». Вежливо пожелав тете Симе приятного аппетита, я гордо прошествовала к выходу. Лицо под махровым тюрбаном угрожающе застыло. Но я предпочла сделать вид, что ничего такого не заметила. В конце концов, я вовсе не обязана смотреть, как тетя Сима уплетает свои бутерброды.

Не прошло и часа, как из коридора донеслось жалобное подвывание Фуфы. Это тетя Сима вдруг спешно засобиралась в город по своим научным делам… Я бездумно слонялась из комнаты в комнату, не находя себе места.

— Займи себя чем-нибудь. Нельзя же так, — не выдержала наконец бабушка, когда я в третий раз за утро уселась перед ней на табурет и принялась задумчиво разглядывать свой замусоленный тапок.

Светкин приход направил мое броуновское движение в разумное русло. Метаться, тосковать, от отчаяния рвать на себе волосы Светка не умела. Она умела действовать.

— Будем заполнять купоны для объявлений, — коротко объяснила она, скидывая куртку и доставая из пакета пухлую пачку газет. Я утвердительно шмыгнула носом и подумала: как здорово все-таки, что Светка — моя подруга.

Когда большая часть купонов уже была заполнена, а на полу выросла солидная куча изрезанных газет, в прихожей снова зазвонил телефон. На этот раз я оказалась прытче бабушки.

— Ждраштвуйте! — сказала трубка серьезным детским голосом. — Ждесь живет девочка, которая потеряла шобаку?

— Что? Шобаку? — от волнения переспросила я. Светка попыталась вырвать у меня трубку, я не отдала, и тогда она, ладонью показав метр от пола, прошипела мне, что со мной говорит вчерашний продвинутый карапуз.

Спокойно сообщив, что собака найдена, малыш деловито забил нам стрелку у детского садика и повесил трубку.

— Нашел? — с надеждой спросила Светка. Я растерянно посмотрела на нее и кивнула.

Мы наперегонки бросились к вешалке одеваться.

— Куда? — уперев руки в бока, спросила выросшая перед входной дверью бабушка. Мы принялись сбивчиво объяснять.

Поняв, что речь идет о нашем же дворе, бабушка вздохнула, неодобрительно покачала головой, но останавливать нас не стала.

— Но чтоб не дольше часа! — строго крикнула она нам вдогонку. — Через час обедаем. Если опоздаете, я вас отдельно кормить не буду!

— Десять минут! — обернувшись, заверила бабушку я.

— Пять! — убежденно откликнулась Светка, втаскивая меня в лифт.

К садику мы неслись со всех ног. До него было рукой подать, нам и нужно-то было всего-навсего обогнуть ограду. Через секунду мы уже вывернули на финишную прямую и… не сговариваясь, застыли, пораженные.

Перед воротами детского сада важно стоял наш вчерашний малыш с собакой на поводке. Собака действительно была похожа на эрделя. Просто вылитый эрдель, но только какой-то… карликовый.

— Ну что? — спросил карапуз. — Ваша шобака?

Мы подавленно молчали.

— Ваша? — упорствовал малыш.

— Нет, — наконец выдавила я. — Наша… раза в три побольше.

— Не говоря уже о том, что это кобель, — мрачно добавила Светка.

Саша придирчиво осмотрел собаку и, судя по всему, нашел наши претензии несущественными.

— Жначит, брать не будете? — на всякий случай уточнил он. Мы молчали. — Хорошо, — кажется, малыш совсем не расстроился. — Жначит, себе вожму. Шобака хорошая.

Мы вяло поблагодарили Сашу за труды и, расстроенные, поплелись домой.