Елена Романова - Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

— Я… это… просто прическу хотела вам немножко поправить… — промямлила я первое, что пришло мне в голову. Пожалуй, еще ни разу меня не заставали столь очевидно на месте преступления. Брови Розалии удивленно поползли вверх.

— Что?! — она так и взвилась в своем кресле. Я громко сглотнула, скроила на лице некое подобие улыбки и спросила, невинно хлопая глазами:

— Скажите, пожалуйста, а последней книжки из серии «Наложение и снятие заклятий: как заморочить друзей и очаровать врагов» у вас нет?

— Нет… — Розалия лихорадочно перебирала в голове последние книжные новинки. Моей осведомленностью в сфере магии она была явно озадачена. — Разве такая книжка выходила? Что-то я не помню…

— Конечно, выходила, три месяца назад. Правда, очень маленьким тиражом, — не моргнув глазом, заверила я ее.

— А… кто же ее автор?

— Мститтус Вирусиан, — меня неудержимо влекла за собой волна авантюризма.

Вероника многозначительно кашлянула. Но я была уже на гребне завирального вала, и никакими силами меня невозможно было остановить:

— А двухтомник «Современная порча: выпадение волос, ватные ноги, прилипание языка и многое, многое другое» вы видели?

Ника дернула меня за рукав и возмущенно прошипела:

— Перестань! Какая муха тебя укусила? Мы же про Люсю пришли узнать, а ты дурочку валяешь!

— Ничего страшного, — Розалия улыбнулась. — Я тоже люблю иногда подурачиться… Но знаете, с вашей собакой… — ее лицо стало серьезным. — Странное дело… она как будто скрыта шапкой-невидимкой… все время куда-то в последний момент ускользает… Ничего не могу понять… — Розалия смущенно развела руками. — Мне бы очень хотелось вам помочь, но… Я не знаю, где ее искать, — закончила она дрогнувшим голосом.

Ника закусила губу, вздохнула и потянулась к рюкзаку. Мне отчаянно захотелось кому-нибудь из небесной канцелярии набить морду. Что за дела такие?! Будем в прятки играть, да?! Розалия заботливо поправила на Нике съехавшую лямку рюкзака. Было видно, что она не на шутку огорчена.

— Понимаете, я с шаром работаю совсем недавно, — проговорила она обескураженно, как будто ища и не находя себе оправдания. — Вообще-то я больше по заговорам и порче специализируюсь… Знаете что? Оставьте мне фотографию, — вдруг предложила она, когда мы уже натягивали в прихожей куртки. — У меня бывает много народу… Может, кто-нибудь и подскажет, где ее искать?

Когда мы вышли на улицу, было уже темно. Горели фонари, хлопьями падал снег, засыпая деревья, дома, тротуары. Снежинки кружились в воздухе словно огромные белые бабочки. Казалось, им не будет конца. Как нет конца и этому огромному, усыпанному мириадами звезд небу, в которое где-то сейчас смотрит, задрав кверху нос, кудрявая собачья морда. Самая лучшая морда на свете… Эй, прохиндейка, куда ж ты запропастилась? Пора возвращаться домой! Слышишь?

Мимо, гудя и дребезжа, промчался троллейбус.

Дни бывают удачные и так себе. И вдруг — бац, зарядят один за другим такие, что хоть не вставай с постели. Сегодняшний выдался — хуже не придумаешь. Для начала Фуфа едва не съела на завтрак мои шлепанцы. К счастью, бабушка вовремя застукала ее за этим занятием, и шлепанцы, пожеванные и обслюнявленные, все же удалось спасти. Дело, конечно, пустяковое. Но с пустяков, как известно, и начинаются все порядочные неприятности. Не успела я, вздыхая и морщась, сунуть ноги в мокрые тапочки, как тут же щедрая судьба преподнесла мне новый сюрприз. Выяснилось, что, лишившись шлепанцев, Фуфа решила обратить взор на материи более возвышенные. Грызть гранит науки, правда, оказалось делом более трудным и творческим, чем мусолить какие-то там шлепанцы, но Фуфа прекрасно справилась и с этим. Скорбные останки моего учебника по алгебре я нашла деликатно погребенными в углу. Клочки с обрывками уравнений жалкими кучками покоились на Фуфиной подстилке. Собрав то, что еще поддавалось реставрации, я молча удалилась к себе. Но злоключения мои на этом не закончились. Когда спустя час мы со Светкой отправились расклеивать по городу объявления, у какого-то табачного киоска нам чуть не надрал уши приличного вида господин с портфелем. За этим последовали гвоздь в подъезде, дырка на куртке и опрокинутое на меня энергичной Светкой помойное ведро. Потом в троллейбусе мне прищемило дверью палец. В довершение всех бед, от гадалки, к которой мы честно съездили, пользы вышло не больше, чем от гороховой свистульки в симфоническом оркестре. Нет, теткой она, конечно, оказалось приятной во всех отношениях, но в поисках Люси мы в итоге не продвинулись ни на миллиметр. И вот теперь, промокшая, голодная и несчастная, я стояла, понурив голову, у вешалки в прихожей, слушала гневные бабушкины тирады насчет моего внешнего вида и мечтала только о тишине. О тишине и покое.

Спасло меня маленькое стихийное бедствие, неожиданно разразившееся на кухне. Его эпицентром, как водится, была тетя Сима. Решив сделать всем сюрприз и немного облегчить нам тяготы гостеприимства, она по собственной инициативе приняла трудовую вахту у плиты и теперь исступленно жарила там никак не желавшую жариться рыбу. Судя по запаху, рыба горела синим пламенем. Наши шансы на ужин горели вместе с ней. Отодрав от сковородки новоиспеченные угли, тетя Сима подлила масла в огонь, покрутила ручку и плюхнула в клокочущую лаву новую жертву своих жестоких кулинарных экспериментов. Клубы дыма повалили в коридор. Такого вопиющего варварства бабушка стерпеть не могла. Между моим воспитанием и спасением ужина она без колебаний выбрала последнее. Потому что ужин еще была надежда спасти. Со мной же дело обстояло куда неопределеннее.

Воспользовавшись моментом, я тихонько прошмыгнула в комнату и включила телевизор. На экране Верка Сердючка обильно посыпала кого-то «Тайдом», хихикала и грозилась в скором времени добраться буквально до каждого жителя нашей необъятной родины. Следом за Веркой выполз страшного вида зеленый монстр, похожий то ли на какашку, то ли на головастика-мутанта, и что-то угрожающе просипел из унитаза насчет микробов и чистоты. Мутанта сменил Максим Галкин с сольным концертом, потом какая-то длинноногая девица в мини-юбке крутила барабан и минут пять перечисляла своих родственников из Сыктывкара. Когда меня позвали ужинать, она как раз дошла до буквы «т».

На кухне царило гробовое молчание. В воздухе витал запах горелой рыбы. Папа, обычно веселый и разговорчивый, уткнувшись в тарелку, сосредоточенно накручивал на вилку извилистые китайские макароны. Бабушка, потерпев сокрушительное фиаско в борьбе за спасение бедной рыбы, устало клевала носом. Мама теребила салфетку, вздыхала и смотрела в окно. И только тетя Сима, следуя правилам хорошего тона, старалась поддерживать за столом непринужденную беседу. Но и она вскоре умолкла, отчаявшись нас расшевелить. Ужин закончился под звон сгребаемой посуды. О чайной церемонии никто даже и не вспомнил. Вечер, так ни во что и не сложившись, распался окончательно. Все разбрелись по своим углам. Папа — смотреть телевизор и слушать «Эхо Москвы», бабушка — читать какой-то новый западный роман под названием «Меланхоличный убийца», мама с тетей Симой остались полуночничать на кухне, пить кофе и вести умные беседы. Мне же, за неимением выбора, предстояло, закрывшись в четырех, увешанных фотографиями Люси, стенах своей комнаты, наслаждаться полной, ничем не ограниченной свободой уединения.