Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.

Варька понимающе кивала головой:

— Святая правда, тетя.

О Лиде Христина Михайловна вспоминать не любила.

— Глупа, — сердилась она. — Слыханное ли дело — девка в цеху! Ей сколько платят?

— Сотню, — сообщала Варька.

— «Сотню»! — морщилась тетка и даже плевала на пол. — Я водки в месяц на сотню беру! К слову про водку вспомнила! — спохватывалась Христина Михайловна. — Опохмелиться надо. Голова не своя, а черт знает чья!

Давно пора было открывать магазин, но тетка не торопилась.

В полдень кто-нибудь стучал в окно:

— Михайловна, что же ты?

— Сию минуту, милые...

— Подождут, — бросала тетка племяннице, — не помрут без сахара.

Иной раз у Христины Михайловны собирались только старухи. Немного выпив, они пели жалобные песни, тянули длиннющие сказки, гадали в пасьянс.

Варька уже знала: карты неизменно сулили тетке бубнового короля, множество денег и счастливые вести.

— Врут ведь они, старухи, — определяла девчонка, когда гостьи уходили, — ластятся.

— Врут! — охотно соглашалась тетка. — И ты ври, когда следует. Вреда от этого никому нету.

Старухи знали множество пословиц и присловий и умели удивительно к месту вклеить их в свои просьбы и жалобы. Варька запоминала пословицы: «Может, в какой раз и мне от них выгода».

В конце августа Христина Михайловна начинала собирать племянницу в дорогу. Укладывая в Варькин баул отрезы дешевой материи, куски мяса, завернутые в целлофановую бумагу, рассовывая по углам вареные яйца, утирала слезы на глазах, говорила:

— Помру, все тебе оставлю. Не на тот свет брать.

— Что вы, тетя! — махала руками Варька. — Вон вы какая здоровая!

— Ладно, ладно, — улыбалась тетка. — Подмасливай!

Перед самым отъездом они садились и молчали, донельзя довольные друг другом. Тетка поднималась первая, совала Варьке в руки авоську с кульками:

— Вот это Лиде отдай. Слушайся сестру-то.

Прощаясь, долго целовались и плакали.

— Оставила б я тебя насовсем, — говорила тетка сквозь слезы, — да мешать ты мне будешь, девонька. Ну, с богом.

За Варькой заезжал кто-нибудь из «снабженцев», сытые кони копытили землю, и девчонка летела к станции, гордо поглядывая вокруг и крепко прижимая к себе свое имущество.

Но уже в поезде ей становилось грустно: опять школа, опять мыть полы и слушать скучные Лидкины рассказы о легированной стали.

Школу, в которой училась Варька, было видно из окон комнаты, и все-таки девочка умудрялась опаздывать на уроки. Она без тени смущения топала по пустому гулкому коридору, толкала дверь в класс и, кинув взгляд на учительницу, шла к своей парте.

Тишка Ёлкин, Варькин сосед и враг, хмуро подвигался к своему краю и бросал куда-то под ноги:

— Вместо совести — дырка. Класс позоришь.

Варька в упор смотрела на него холодными зелеными глазами и, смирно улыбаясь, шипела:

— Ворчишь, как худое брюхо.

Она удобно располагалась за партой, раскладывала перед собой содержимое мятого, замазанного чернилами портфеля и, скучая, слушала учительницу.

Во время диктовок, не таясь, заглядывала в Тишкину тетрадь и, если он пытался загородиться локтем, корила:

— А еще сознательный! Поделиться не хочешь.

Тишка, как ошпаренный, отдергивал локоть.

Ни о пионерском отряде, ни о самодеятельности она не хотела и слушать. Даже когда выходило ее дежурство и надо было после уроков мыть пол в классе, шла к учительнице и жаловалась.

— Вера Ванна, — обиженно говорила она молоденькой учительнице, — на мне, Вера Ванна, весь дом держится. И пол помыть, и обед — на мне, и одежонку починить тоже. Вы же знаете — сирота.

— Хорошо, Базыкина, — торопливо соглашалась учительница, — я понимаю. Иди домой.

Училась Варька из рук вон дурно, и класс знал, что годовые тройки по всем предметам — явная натяжка и дань ее сиротскому положению.

Тишке Ёлкину и Оле Громовой поручили взять над ней шефство, и отличники ходили к девчонке на квартиру то вместе, то вразбивку.

Варька зевала на занятиях и постоянно пыталась увильнуть от них.

— Вам что — белоручки, — ворчала она, перетирая чистые тарелки или погромыхивая пустыми ведрами на кухоньке, — а Лидка с меня шкуру спустит, ежели замешкаюсь.

Ёлкин морщился, но, помня о поручении класса, молчал.

— А что ж у тебя сестра такая несознательная? — спрашивала Оля. — Ведь комсомолка, кажется?

— Работает много — и злится потому, — лгала Варька. — А мне и замениться некем.

— Я поговорю с ней, — негодовала Оля. — Должна же она понять.

— И-и, что ты, милая! — совсем как старухи кривилась девчонка. — Житья мне тогда не станет.

Несмотря на все усилия класса, она получила за четверть двойки по русскому и географии. Вера Ивановна решила пристыдить ее сообща.

Выслушав упреки, Варька поднялась из-за парты и сказала совершенно спокойно:

— Набросились! А помочь — никого нету!

— Погоди, Базыкина, — заволновалась Вера Ивановна, — тебе же лучшие ученики помогали.

— Чего помогали — посуду мыть? — зло поинтересовалась Варька.

— Как, то есть, посуду мыть? — окончательно смутилась учительница.

— А так, — пояснила Варька. — Дом не велик, да лежать не велит. Где мне на уроки времени брать?

— Врет она, — багровея, сказал Тихон Ёлкин. — Мало что ленивая, а еще и нахальная.

— Как тебе не стыдно, Ёлкин, — покраснела учительница. — Разве можно так грубо с девочкой говорить?

— Можно, — насупился Тишка, — она других слов не понимает.

И, упрямо нагнув голову, сообщил учительнице:

— Я больше не пойду, как хотите.

Варька стала часто-часто дышать, показывая классу, что она горько обижена, но ее холодные глаза спокойно замечали все вокруг.

Класс отчужденно молчал.

И Вера Ивановна, совсем молоденькая и неопытная девушка, не решилась на твердые меры. Вместо того, чтобы уличить Варьку во лжи и потребовать от нее труда и порядочности, она попросила класс:

— Надо помочь, ребята. Вы же знаете — сирота.

Варька была совершенно уверена в таком исходе дела и только ухмыльнулась про себя, когда класс снова решил взять ее на буксир,

Тишку Ёлкина на этот раз заменили девочкой.

И снова ходили на квартиру отличники, сидели с девчонкой по вечерам в классе у географической карты. Варька зевала, прикрывая ладошкой рот, и посмеивалась:

— Не дай бог двойку получу. Душу из вас вытрясут!

Кое-как Варька дотянула до седьмого класса. Трижды оставалась на второй год, но не видела в этом большой беды.

— А что, — огрызалась она в ответ на упреки одноклассников, — очень в жизни нужны ваши деепричастия и союзы. Жить с ними слаще, что ли?

Наконец у школы кончилось терпение. Директор вызвал Варьку в учительскую и, не предложив сесть, пожевал губами:

— Вот что, Базыкина, ты не финти. Будешь учиться или нет?