Ялмар Тесен - Опасное соседство

Уши кота подергивались; он был чрезвычайно возбужден и заинтересован; приподнявшись, он медленно пополз к пролитой кекликом крови, понюхал ее, потом прыгнул, мягко приземлившись рядом с головой мертвой птицы, и, откусив ненужный клюв, захрустел с довольным урчанием хрупкими косточками. А метрах в пятидесяти от него терзал обезглавленную тушку куропатки сапсан, время от времени посматривая желтым глазом на Пятницу.

Ночью стало еще холоднее, и утреннее солнце с трудом пробилось сквозь белые облака, за пеленой которых оно казалось лишь слабо светившимся пятном. Сильный ветер мешал Пятнице охотиться, но голод и холод не позволяли оставаться на месте, и он все время бродил вокруг, а если и засыпал, то ненадолго и вскоре снова просыпался и караулил у трещин в скалах ящериц и гекконов.

Когда же ветер улегся — столь же внезапно, как и начался, — совсем потемнело; облака больше не светились, а стали почти черными, страшными. Стадо серых рибоков пересекло седловину, мелькая длинными, как у скаковых лошадок, ногами, — антилопы одна за другой исчезли в тумане, точно серые призраки, лишь белые «флажки» бегущих впереди указывали остальным направление. Вскоре Пятница услышал, как они на своем пути, где-то уже на другом склоне горы, вспугнули стаю кекликов, взлетевших с мелодичными криками.

Сапсаны тоже больше не появлялись; тишина и всеобъемлющая отрешенность воцарились над вершинами гор; и в этой тишине начали падать первые хлопья снега.

И тут появились бабуины, покидавшие горы в поисках теплой долины внизу, в предгорьях. Хрустальная тишина вдруг вдребезги разлетелась от лая вожака павианьего стада. Эхо прокатилось до самой далекой пропасти, до тех мест, где в долине виднелась тополевая роща и зеленеющие дубы на границе уединенной фермы. Пятница и раньше видел такие деревья — их-то он и наметил в качестве следующей цели, — однако бесконечные трещины и крутые утесы замедляли его продвижение к ним. И потом, он считал, что лучше всего спускаться вдоль ручья, извивавшегося в ущелье.

Резкий лай бабуинов встревожил его — он дернул ушами и прижал их: неприятный шум был совсем близко. Бабуины заорали так, что чуть не оглушили кота; они разместились на вершине скалы у него за спиной. О, эти голоса он слишком хорошо знал! Еще вчера он слышал их — тогда они воспринимались всего лишь как невнятный шум где-то за дальней горой.

Появление из тумана этой неопрятной, шаркающей ногами орды черных и отвратительных существ с задранными крючком хвостами, неуклюжих и огромных, вызвало у Пятницы бешеный выброс адреналина. А обезьяны уже окружили его со всех сторон, и негде было от них спрятаться. Банда остановилась по беззвучному приказанию вожака, на мгновение стало тихо, и тогда звук скатившегося со скалы камешка заставил Пятницу посмотреть вверх, туда, где в скале, прямо у него за спиной, была небольшая трещина. Огромный вожак сидел, точно гранитный монумент; лохмы на его удлиненной отвратительной морде трепал вновь поднимавшийся ветер, и непонятно было, что у него на уме: физиономия его точно расплывалась в шевелящейся шерсти. Однако глаза горели черным огнем, когда он смотрел на ту сторону ущелья и туда, где исчезала в тумане тонкая сверкающая нитка водопада и блестели влажные камни, а в самом низу виднелась одинокая ферма.

Вожак поднял квадратную морду и приоткрыл пасть, чтобы лучше улавливать запахи; Пятница заметил, как блеснули его желтоватые клыки, каждый длиной с кошачье ухо, быстро повернулся и скользнул прочь. Бабуины оглушительно залаяли ему вслед, он совершенно обалдел от этого шума, а еще через мгновение кто-то сильный схватил его за хвост, поднял над землей и быстро понес куда-то. Совершенно потеряв ориентацию и видя перед собой бешено вращавшееся и качавшееся небо, Пятница вырвался, взлетел в воздух и, изогнувшись, приземлился на все четыре лапы, но не успел коснуться земли, как его снова схватили — на этот раз за шиворот — и бросили в жесткую, росшую пучками траву.

Его мучители собрались вокруг, скаля зубы, кривляясь и время от времени разражаясь диким лаем. Они с восторгом хлопали передними лапами — это было отличное развлечение, а потом, если повезет, можно было урвать кусок и неплохо закусить, а молодым обезьянам в итоге досталась бы шкура — позабавиться. Пятница ударил по черной ладони одной из обезьян когтями — ударил с наслаждением, глубоко вонзив свое оружие в мягкую плоть и оставив глубокие и длинные царапины; ладонь исчезла, и он снова взлетел в воздух, подброшенный за хвост, и сильно ударился о камни. Удар оглушил его, и он даже на время потерял сознание, а очнувшись, увидел, что вокруг стало еще темнее. Темнота и свет странно чередовались. Он обнаружил, что лежит на дне неглубокой, но узкой расщелины, и бабуины, столпившиеся над ним, не могут до него дотянуться, несмотря на бесконечные попытки и хлопанье в ладоши. Они не доставали до Пятницы всего чуть-чуть, сантиметров десять — пятнадцать, так что он лежал неподвижно, едва дыша, лишь глазами сверкал по-прежнему свирепо, пугая молодых обезьян.

Вскоре, впрочем, вожак лаем отозвал остальных бабуинов, и их морды одна за другой исчезли. Когда до Пятницы в очередной раз донесся рев и лай, стая уже почти спустилась в ущелье и первые ряды с плеском перебирались через озерцо под водопадом, а гулкое эхо металось среди крутых утесов.

Кот пролежал в трещине до наступления полной темноты, понимая, что ранен и что более никому из возможных агрессоров отпора оказать уже не сможет. Выбравшись на поверхность скалы, он с трудом заковылял к своему логову: повреждено было правое бедро. Неровные кошачьи следы и капельки крови рядом с ними уже к рассвету совершенно замело снегом, хотя эти двадцать метров Пятнице пришлось практически ползти на брюхе.

Весь следующий день тоже шел снег; Пятница, поудобней устроившись в своем логове, зализывал рану. Прошли сутки, и когда снова стало светло и немного потеплело, он осмелился выползти и опробовать раненую лапу. Он все еще щадил ее, однако уже был способен вскарабкаться на ближнюю скалу и осмотреть ослепительно белый и голубой мир, раскинувшийся вокруг. Снег лежал нетронутым покровом, седловина стала совершенно неузнаваемой. Снежная белизна лишь кое-где нарушалась торчавшими над ней серыми или черными пиками скалистых безжизненных вершин; ничто не двигалось вокруг, стояла полная тишина.

Пятница напился из мелкого горного ручейка и лакал очень долго, а солнышко грело ему спину; потом, прищурившись, он стал осматривать лоскутное одеяло фермерских полей внизу, уходивших за горизонт. Все вокруг казалось очень чистым, промытым; вода в запрудах сверкала зеркалами; аккуратные прямоугольные поля отсвечивали легкой зеленью. Эта страна внизу неумолимо тянула его к себе, но торопиться не следовало; Пятница зевнул во весь рот и принялся умываться.