Ялмар Тесен - Опасное соседство

А через некоторое время снова стал приезжать к ней реже — по вторникам и средам, и Анна была очень этим огорчена.

Однажды она даже попросила коллегу Джеймса, постоянно живущего в санатории, вызвать его из Кейптауна в Монтагью, и он приехал. Они долго и откровенно беседовали с Анной, прогуливаясь по берегу реки, и, возвращаясь назад в Кейптаун, Джеймс чувствовал себя совершенно счастливым — впервые за долгие месяцы.

После его отъезда Анна поднялась к себе и села возле электрокамина, лениво раздеваясь. Время от времени она даже посматривала на себя в зеркало — вот уже много месяцев она совсем не делала этого — и в итоге почувствовала, что улыбается.

За окном ущербная луна освещала колючий сверкающий снег на черных вершинах гор; музыка, которую передавали по радио, странно соответствовала тому настроению, которое создавал пейзаж у нее за окном, уют и тепло комнаты. Анна вытянула левую руку перед собой — рука не дрожала, словно доказывая ей, что и внутри она обрела ту же целостность, о которой ей только что поведало зеркало. Да, и мельком брошенный в зеркало взгляд, и улыбка принадлежали той, прежней Анне, и только Джеймс, ее врач, способен был заметить слабую, едва заметную, но все же характерную дрожь ее пальцев.

Прежде чем принять лекарство, она вытряхнула таблетки из пакетиков и пересчитала их — половинки прежней дозы, четвертушки… Так, еще целый месяц, но теперь у нее была новая цель в жизни!

…Пятница начал спускаться с горы в том месте, где видел тогда стадо серых рибоков, исчезнувших в языке тумана, однако пологий травянистый склон с тех пор успел превратиться в снежное поле, идти по которому оказалось очень трудно.

Пройдя километра два по глубокому снегу и спустившись в заснеженное ущелье с еще более крутыми склонами, Пятница совершенно вымотался: передвигаться приходилось прыжками — так, например, собака переходит вброд не очень глубокую речку. Это было тяжким испытанием: холодный липкий снег лишал его последних сил, и он, задыхаясь, стал постепенно менять направление, стараясь пройти чуть выше, вдоль черной скалистой гряды, нависавшей у него над головой, надеясь как-то выбраться из этой белой западни, не имевшей, казалось, ни конца ни края.

Однако со скалистой гряды никакого другого спуска он не обнаружил — все вокруг было бело. Сама же гряда кончалась крутым обрывом, перед которым был небольшой выступ; обследовав этот выступ, Пятница вновь стал карабкаться вверх и двинулся мимо этого выступа туда, куда ушли его враги — бабуины.

Здесь снег лежал лишь отдельными островками, а там, где талая вода образовывала ручейки, Пятница обнаружил и кустарники, и даже кривоватые уродливые деревца — некоторые из них оказались достаточно высоки, чтобы на них можно было залезть.

Это ущелье начиналось именно здесь, спускаясь вниз по почти отвесной южной щеке горы, и Пятница пошел вдоль шумливого горного ручья к роще, видневшейся далеко внизу.

Рощица состояла из мрачно постанывавших, истерзанных ветрами деревьев, однако здесь Пятница, по крайней мере, чувствовал себя в безопасности; к тому же здесь было куда больше шансов отыскать пищу.

Он заметил светло-коричневую горлинку, которая, воркуя, прокладывала себе путь по опавшей листве. Потом птица скрылась за деревом, но шорох ее коготков по листьям слышался все ближе, и вот она оказалась всего на расстоянии одного прыжка от кота. Зажав в зубах теплый трепещущий комок, Пятница испытал необычайное удовлетворение; глаза его сверкали, сейчас он готов был сразиться с любым соперником и ни за что не отдал бы этой жизненно необходимой ему добычи.

Местность, по которой он теперь проходил — купы деревьев и густые кусты на склонах оврагов, — давала ему и кров, и достаточно пищи, однако потребовалось еще целых десять дней тяжких усилий, пока он наконец спустился с горы и очутился в густых лесах южных предгорий, а потом вышел к первым распаханным полям.

Еще одна снежная буря окутала за это время вершины гор серым туманом, и снова на восходе солнца забелели снежные островки, ослепительно сверкавшие среди черных скал, однако все это теперь осталось позади, а впереди лежали обжитые людьми земли.

Знакомые запахи — дружеский запах дымка, кухни, домашней птицы и даже собак, которых Пятница всегда недолюбливал, — устремились ему навстречу, а потом потянулись сады, окутанные густым ароматом цветов, особенно сильным по ночам. Он спешил, чтобы пройти побольше за темное время суток, подогреваемый хорошей пищей и все возраставшим нетерпением, поскольку «пси-часы» у него в голове постоянно убыстряли ход. Там, где были открытые каменистые пространства или поля под паром, окруженные кустарником, он даже порой бежал рысцой, а порой и мчался вприпрыжку под насмешливыми взглядами звезд, забавно вскидывая задние лапы.

Вот и маленькая плотина из красных камней, сложенная точно специально для Пятницы и заросшая тростниками, где самозабвенно поют лягушки и тихо журчит вода. В запахе сочной зелени у реки он уловил знакомый след: здесь ступали ноги Анны! Пятница встряхнулся, передернул шкурой и стремглав бросился дальше меж высоких грушевых деревьев. Огромные дубы, нежная первая зелень которых в темноте была еще не видна, громоздились впереди, вытягивая к небесам свои черные руки-ветви, а между ними, точно светящаяся река, точно золотистая перекладина, лежала на траве полоса света из дверей дома.

Особенно впечатляюще выглядел фасад санатория ночью.

Белое двухэтажное здание, окруженное толстыми черными стволами дубов, было освещено лишь одним прожектором над главным входом, золотившим старинную бронзовую дверную ручку и запоры и превращавшим даже серые каменные ступени крыльца в этакие памятники времени, способного источить даже камень.

Ночью дом казался больше, чем на самом деле, поскольку зрение в данном случае отступало перед игрой воображения: сконцентрировавшаяся в стволах дубов и темных оконных проемах чернота ночи как бы намекала на наличие еще рядов окон — где-то там, за деревьями.

Свет лился из вестибюля и прихожей, где за столиком сидела дежурная медсестра в белом халате. Возле нее светился красным электрокамин, и она всего минуту назад приоткрыла наружную дверь, чтобы впустить в дом немного свежего, но все еще очень холодного воздуха.

Пятница метнулся по каменным ступеням крыльца, обнюхал входную дверь и проскользнул под столиком у дежурной, на мгновенье задержавшись лишь у начала покрытой красным ковром лестницы, глядя вверх и нервно виляя хвостом.

Гибкий, с сияющими глазами, он взлетел по лестнице, пробежал по коридору, проник в комнату Анны и прыгнул на краешек ее кровати. В окно лился лунный свет; он голубоватой полосой лежал на ее халате, а Пятница сидел, вдыхая знакомые запахи и кротко мурлыча, а потом с особой тщательностью принялся умываться.