Мария Плахова - К островам Индийского океана

Коллеги наши, ученые, разобрав багаж, разбрелись кто куда: для них Визард не более чем рабочее место. Остается с нами лишь доктор Луговской, невысокий, черноволосый и смуглый, с курчавой бородой от уха до уха. Принимая его «за своего», жители островов не раз обращались к нему на креольском и малагасийском. Доктор неторопливо вытряхивает из взлохмаченной бороды песок и приносит пару толстых бамбуковых стволов, за ненадобностью выброшенных океаном. Расстелив на них спасательные жилеты, устраиваем из пробковых сочленений подобие тента. Остается лишь подрыть глубокую нору, и готово убежище, которое пигмей счел бы роскошным жилищем.

Купание в лагуне не приносит облегчения, горячая вода вот-вот закипит, едкая горечь океанской воды смешивается с заливающим глаза потом. Плахова отправляется исследовать берег в сопровождении некрупных цапель, серых, с белыми нарядными грудками. Цапли бредут по берегу, оставляя мелкие, похожие на рисунок трезубца следы. Поклевывают рачков, мелкую рыбешку, прочую живность. Непуганые птицы все же стараются держаться подальше от странного существа под зонтиком, в закатанных джинсах и в кедах — единственной обуви, прочные подошвы которой могут спасти от весьма неприятных последствий.

Коралловые рифы удивительны разнообразием опасных для человека жителей моря. Обитающие среди рифов рыбы ослепительной красотой могут поспорить с тропическими птицами. Увы, многие из них имеют ядовитые зубы и шипы, а также обжигающие стрекательные клетки. Чудесный подводный мир таит множество красот, но обитатели его всегда готовы причинить неприятности, вплоть до смертельного отравления.

В небольших лужицах часто скрывается «каменная рыбка» — самая уродливая и опасная в мире. Защитная, в пятнышках, окраска делает ее невидимой, она же, заметив чье-либо приближение, замирает, приготовив для защиты свою спинку с ядовитыми шипами. Не дай бог коснуться ее ногой! Помимо нестерпимой боли уколы шипов вызывают судороги и сердечные спазмы. Лишь в шестидесятых годах австралийскими учеными было найдено противоядие от укола «каменной рыбки».

В аптечке Луговского нет австралийского противоядия, так что приходится смотреть в оба.

Раскаленный воздух звенит и гудит от солнца. «Курчатов» — на якоре в восточной части лагуны, растворен в дрожащем мареве белый корпус. Визард притягивает как магнит, стремление исходить его вдоль и поперек подобно навязчивой идее… Но никто не разделяет моего энтузиазма. Доктор, изнывая от зноя, дежурит на своем «рабочем месте», подле аптечки, Плахова лишь пожимает плечами, смотрит удивленно. (Наталья наша в подобных случаях выразительно крутит пальцем у виска.) Жара не располагает к прогулкам, забивает поры, утяжеляет веки. И я отправляюсь на прогулку один. Проваливаясь и увязая в горячем песке, одолеваю невысокий, но крутой вал. Приходится продираться сквозь жесткую, припорошенную белесым песком траву, перешагивать обнаженные корни.

Верхушки низкорослого кустарника с блестящими листочками сливаются в сплошную густо-зеленую полосу, в воздухе аромат эфирных масел. У кривых, скрученных ветвей такой вид, будто растут они сверху вниз и листва не способна прикрыть путаницу ветвей. Спотыкаюсь, то и дело протираю запотевшие стекла очков, но не сбавляю взятого темпа, настраиваясь на долгий путь. И останавливаюсь как вкопанный: щедрым подарком, вознаграждением за стертые ноги, обожженные лицо и руки открывается с холма сказочной красоты внутренняя лагуна неправдоподобно чистого зеленого оттенка поль-веронез.

Гигантское, зеленее самого зеленого блюдце с изумрудно-ярким свечением воды, восьмое чудо света.

В наших странствиях по Атлантике и Тихому океану глаза и руки спешили запечатлеть, сохранить увиденное. В Папуа-Новой Гвинее стекающие цветущими алыми потоками бугенвиллеи, диковатые черно-лиловые гряды волн, атакующие рифы Истерн-Филда, сверкающее фонтанами побережье королевства Тонга…

Вновь стою пораженный, но, увы, «безоружный». Без блокнота и без этюдника, стараясь удержать в памяти этот не похожий ни на что ранее виденное пейзаж.

На сорок-пятьдесят метров уходит из-под ног сыпучий склон, упираясь в заболоченную трясину с пятнами сочной травы. За болотцем странная рощица — высокие, причудливо изогнутые стволы с редкими ответвлениями, толстые, мясистые стебли похожи на туркменскую ферулу.

Опаловое ядро лагуны очерчено певучей линией берега. Зеркальная гладь застыла в неподвижности, а рядом, всего за несколькими холмами, беспокойные, опасные воды океана. Пейзаж столь необычен и столь ошеломляющи цветовые сочетания, что кажется: из-за причудливых растений должны появиться эльфы, тролли или гномы.

С трудом избавляешься от ощущения, что попал в небывалое место, колдовская лагуна кажется плодом галлюцинации. В гигантской, пятнадцатикилометровой чаще сосредоточены все существующие оттенки зеленого. Природа распорядилась выплеснуть в нее холодноватую гамму светлых кобальтов, мягкое свечение изумрудных, плотность марганцово-зеленых — сложные оттенки, не смешиваясь, составляют одну палитру.

И будто для того чтобы вдохнуть жизнь в удивительную картину, вдали появляются темные подвижные черточки — несколько коротких, согнутых пополам и длинная, горизонтально растянутая над ними: рыбаки, собрав дань в лагуне, на руках переносят лодку по мелководью.

И я возвращаюсь, унося в душе необычный ландшафт.

Под тентом прозрачная фиолетовая тень. Из ямы торчат голова и плечи Плаховой, скорчившись в три погибели царапает что-то в альбоме. Доктор Луговской у кромки океана смачивает полотняную фуражку.

Ученые продолжают сбор экспонатов для лабораторных исследований и коллекций. Под нашей турнефорцией горка сданных ими на хранение заполненных рюкзаков.

Приближаюсь, чувствуя, как с лица моего не сходит торжествующая улыбка, будто это я сам создал изумительную лагуну и ее существование — моя заслуга. Скорее бы добраться до корабля, восстановить по памяти увиденное. Душу так и распирает желание поделиться чудом.

— Вот, никто не пошел со мной, а зря, — говорю подошедшему Луговскому. — Теперь вы никогда не узнаете, какая совсем недалеко есть совершенно зеленая лагуна с совершенно зеленым небом над ней.

Впрочем, я готов проделать путь еще раз, чтобы показать им все это.

— Если хотите, можем пойти…

— Удивительно, как ты не сварился и не потерял очки.

Это Плахова.

— Послушайте, вы около двух часов бегали по жаре, дайте мне руку, не мешает проверить пульс.

Это Луговской.

И я залезаю под тент, в яму, храня в душе светло-зеленый блеск лагуны.

Уже были прилив и отлив, и снова приближается время прилива: вновь закипает вдалеке полоска бурунов. Над рифами тонкий слой воды отражает синеву неба — по синеве бродят человеческие фигурки, будто присутствуешь при рождении мифа «Хождение по водам». Кажется, люди идут по морю, не касаясь тверди.