Мария Плахова - К островам Индийского океана

Позже, когда «Курчатов» покинет эти воды, Иосиф Исаевич Гительзон напишет в отчете: «Хотя биологическая станция по своему местонахождению и вместимости бытовых и рабочих помещений располагает прекрасными возможностями для изучения биологии тропических вод, возможности эти пока^ используются мало. Однако станция весьма заинтересована в научных контактах и старается их развивать. Финансирование программы ее работ на двусторонней основе может быть эффективным в научном и, вероятно, в политическом отношении.

Художниками экспедиции сделан ряд зарисовок по работе и жизни станции. Следует заметить, что выполненные ими портреты, часть которых была передана в дар работникам станции, весьма способствовали установлению непринужденной и дружественной атмосферы общения».

Из библиотеки приношу томик Сомерсета Моэма: «Трудясь в поте лица, они (художники. — М. П .) каждый по-своему отдают дань эмоциям… Одни затрачивают бездну усилий, чтобы запечатлеть на полотне каждое окошко, каждую черепицу, какие только схватывает их пытливый взгляд, и, без сомнения, получают удовлетворение, служащее наградой прилежанию и трудолюбию. «Во всяком случае, это от души», — скромно говорят они, демонстрируя свои работы.

Другие, порывистые и стремительные, с бешеным неистовством набрасываются на полотна, щедрыми мазками нанося на них краску. Эти говорят: «Видите ли, я пытался здесь выразить свое "я". Они стоят с полузакрытыми глазами и как бы в раздумье бормочут: "Кажется, я все же сумел передать самого себя. Как по-вашему?"… А есть и такие, что представляют вам на обозрение в высшей степени занимательное нагромождение кубов, эллипсов и при этом угрюмо цедят сквозь зубы: "Я это вижу так"…»

Удивительно точный анализ! Сколько разноречивых мнений и оценок, сколько проблем вызывают творчество и сама личность художника. Одни входят в искусство дерзко и ярко, быстро замеченные, вызывают споры, других, как Шардена, забывают на десятилетия. Вермеера Дельфтского — на полтора с лишним века.

Говорят, барометр художественных вкусов и увлечений обладает неустойчивостью, а рубежи его зыбки и условны. Однако незыблемым остается одно: зритель, как правило, равнодушен к блестяще выполненным, но излучающим холод и пустоту полотнам…

Да и что, как говорится, попусту копья ломать? Абсурдное утверждение, что искусство может быть… «хорошим» и притом непонятным большому числу людей, так же несообразно, как утверждение, что… пища очень хороша, но люди не могут ее есть! И это сказал Лев Толстой.

Наступает новый день, и мы вновь оказываемся на станции, в гостях у Ги и Роже. В привычной обстановке они кажутся взрослее, строже. На «Курчатове» — застенчивые юноши, здесь — гостеприимные хозяева, знающие себе цену молодые ученые. Возле знакомой мангровой рощи ждет малолитражка. Ги везет нас вдоль побережья в свой коттедж на берегу океана.

Сейчас время прилива. Вода подошла совсем близко к одноэтажному, крытому красной черепицей белому домику. Узкая, вымощенная цветной плиткой дорожка ведет от веранды к берегу, всего несколько шагов — и за невысоким каменным парапетом плещется голубовато-желтая вода, просвечивает коралловый песок. Океан строго придерживается установленной границы, с завидной точностью соблюдая невидимую черту.

— А если непогода? Циклон?

Ведь ежегодно один-два циклона с наводнениями и ветрами свирепствуют на островах. В одном лишь 1959 году пять ураганов подряд обрушились на Мадагаскар, вышли из берегов реки.

— Нет, нет, — улыбается Лалау, разливая в высокие стаканы прохладный сок кокосового ореха, — от волн нас защищает бухта.

Мутноватый сок кажется кислым и безвкусным, наверное, к каждому напитку надо привыкнуть, как привыкли мы в пустыне к незаменимому туркменскому чалу — закисшему, смешанному с водой молоку верблюдицы.

Под высоким потолком однообразно жужжит вентилятор. Убранство более чем скромное. Единственная ценная вещь — стереофоническая аппаратура. Книжный шкаф, по углам, в стыках стен, светильники в форме раковин. За квадратной аркой — детская. На столике видна высокая стопка отглаженного ребячьего белья, очень низкая тахта — малагасийцы, особенно живущие вдалеке от городов, спят на рамах с матрасами, набитыми особыми травами. Обычай связан с учетом целебных свойств растений.

— Это большое счастье, что мы оба здесь работаем — я и Лалау, — говорит Ги. — Ведь жилье предоставляется лишь на период работы на станции…

— А если не будет работы?

Лалау смотрит на маленькую Нанни и пожимает плечами: она не знает, что будет. Таннине-Нанни два года. Выход с веранды Ги загородил самодельной калиткой, и Нанни еще не научилась устранять препятствие. Сейчас но недосмотру калитка открыта, и «старшая», пользуясь случаем., уже слезает со ступенек. Привычно проследив взглядом за ребенком, Лалау птицей срывается с места, водворяя беглянку обратно.

— Чуть что, обязательно удерет к океану, пришлось сделать решетку, — улыбаясь, говорит отец. — Хорошо хоть вторая наша малышка пока не причиняет хлопот!

На коленях Ги вертится восьмимесячная Ирина.

— Работа в библиотеке, — рассказывает Лалау, — занимает у меня лишь первую половину дня, в это время за детьми присматривает знакомая девушка. Ей не удалось поступить в высшее учебное заведение. Туда вообще попадает мало женщин, да и то предпочтительно на медицинский или литературный факультет. Штат станции сегодня невелик, состоит из шестидесяти человек, но лишь четверо имеют университетское образование и являются научными работниками. Остальные заняты работой по восстановлению зданий и уходом за обширной территорией парка.

— Когда мы поженились, ели рисовый суп, — смеется Ги и поясняет: — Есть у нас такой обычай: новобрачным на свадьбе подают в простых глиняных мисках мелкую рыбу с рисом как намек на то, что супружескую жизнь надо начинать с малого.

На Мадагаскаре всеми делами в семье вершат женщины, семейные деньги хранятся у хозяйки. Законодательство предусматривает право супруги покинуть мужа на любой срок, если в семье вспыхнет ссора. В назидание мужу жена уносит с собой свою корзину из рисовой соломки — субику (в ней малагасийки хранят одежду и украшения), ту самую, что является приданым, приносимым в дом мужа. Любопытен и другой обычай: если солдат отправлялся воевать на чужбину, он разводился с женой до возвращения.

Вскоре приезжает Роже и знакомит нас с Хантой, они женаты всего два месяца. Ханта еще учится в лицее, сейчас у нее каникулы. Тоненькая, в открытой простой майке и коротких шортиках, она кажется совсем юной. Лицо ее не может не привлечь внимание: нежно-смуглое, задорный маленький носик, в уголках изогнутых по-восточному губ застыла лукавая улыбка — типаж гогеновской «Девушки с веером», писанный на Таити, только модель Гогена рыжекудрая, а у Ханты локоны темные, свиваясь кольцами, падают на узкие плечики.