Владимир Шнейдеров - Великим Северным (Поход Сибирякова)

Все время с мостика долетает крик:

— Прибавь пару!

И с новой силой из широкой трубы вырываются клубы густого черного дыма. Кочегары работают, не отрываясь от топок ни на секунду. О том, чтобы выскочить на воздух, выкурить папиросу, не может быть и речи.

Наверху, на мостике, капитан, не смыкая глаз, не зная отдыха, отыскивает способ выбраться из льдов.

Вахтенный штурман непрерывно всматривается в даль, ища глазами какой-нибудь намек на трещину или полынью.

— Полный назад. Прямо руля!

— Есть прямо руля!

Ледокол, вздрагивая, начинает ползти назад. Винт бешено крутится, создавая за кормой целый водоворот, бросающий и сталкивающий разбитые льдины.

— Стоп!

— Полный вперед!

Вздрагивая, ледокол на мгновение застывает, останавливается и, медленно набирая скорость, начинает двигаться вперед. Ход все увеличивается. Сомкнувшиеся было расколотые льдины со звоном и скрежетом расступаются перед кораблем, и он с размаху напирает на нетронутое ледяное поле. Стальной форштевень мягко врезается в лед, давит, крошит и распарывает его.

Но лед крепок. 2400 сил не хватает, и форштевень, не справляясь со льдом, начинает вылезать на его поверхность. Лед сразу продавливается. Около кромки он податлив, но дальше оказывается крепче. Снова стоим. Нос ледокола вылезает на поверхность поля. Видно, как иссякают его силы. Замер. Давит всем своим весом. Лед не поддается. Ледокол начинает со скрежетом сползать назад.

— Стоп!

— Полный назад!

И борьба начинается снова. Каждый такой удар ледокола, каждый его рывок продвигает корабль на полкорпуса или на три четверти вперед. Уголь сжигается без всякой нормы. Только бы пробиться. Только бы не затерло. Это слово «затерло» все время висит в воздухе.

Каждую минуту лед может сжать судно и захватить его в свои крепкие холодные объятия. Корабль станет беспомощной игрушкой ледяной стихии и накрепко вмерзнет в ледяные поля.

— Аврал! Все на лед, обкалывать! Затерло!

Так и есть. Нас затерло.

Надо вылезать вниз обкалывать пешнями лед вокруг ледокола, растаскивать льдины баграми, отпихивать шестами и освобождать ледокол от напирающих льдов.

Аврал — общая работа, обязательная для всего состава экипажа и членов экспедиции.

Тотчас же по этой команде, поднявшей всех на ноги, мы выскакиваем на палубу. С борта выставлен трап на лед. Матросы выкинули шесты, багры и пешни. Ледокол плотно засел. Лед крепко обнял стальную обшивку корабля. Только за кормой, где изо всех сил крутящийся винт ни на секунду не прекращает водоворота, видно месиво искрошенного льда.

Начинается обколка. Сколько есть пешней — все вооружаются ими. Пешни — стальные квадратные ломы, с деревянными ручками. Вдоль корпуса ледокола выдалбливается узкая полоса льда. Затем мы шестами и баграми подхватываем льдины и выпихиваем их по узкому каналу к корме ледокола.

Так продолжается до тех пор, пока борт ледокола не освобождается ото льда. Машина дает полный задний ход, и ледокол выползает из ловушки. Все работавшие бросаются на него, словно пираты «доброго старого времени», берущие богатого купца на абордаж.

Вымокшие, мы расходимся по каютам и укладываемся спать.

Я смотрю в иллюминатор. Ледокол идет по ледяному полю. Если не обращать внимания на круглую форму стекла, то впечатление создается такое, как будто едешь зимой в поезде по снежному полю. Иллюзию поддерживают вздрагивание судна, стук машины и покачивание каюты. Засыпаю.

Кто-то тормошит меня за плечо. Это Адаев — секретарь судовой партячейки.

— Товарищ Шнейдеров, проснись! Аврал! Опять затерло! Всех на обколку льда!

Снова все на палубе. Снова на лед с пешнями в руках…

Обкололи. Ледокол освобожден. Идем досыпать. И так не раз и не два…

День и ночь сменяются вахты. День и ночь, не прерывая ни на секунду напряженной борьбы, ледокол бьется со льдом.

Капитан уже не раз лазил в «воронье гнездо» — высматривать окрестности. Наконец все услышали радостную весть:

— Впереди на горизонте открытая вода!

Ее даже с верхушки мостика не видно. Но все знают своего капитана — он не ошибется.

Сначала с мостика, потом и с палубы стала заметна полоска воды. Кромка льда упирается в нее под самым горизонтом. И по кромке, как сторожевые грозные чудовища, ровной цепью, от края до края, стоят огромные айсберги. Они как бы сторожат выход на чистую воду. Я их насчитываю, стоящих одного за другим, восемь штук.

С каждым часом мы приближаемся к ним все ближе и ближе. Они уже отчетливо видны. За ними вода. А вода — это быстрое продвижение вперед по нашему маршруту, это возможность своевременного выхода в Берингов пролив и избавление от зимовки, которая едва ли кого прельщает. Кому может нравиться сидеть среди льдов в темноте полярной ночи при температуре минус шестьдесят градусов и томиться в течение двенадцати долгих месяцев в стальном брюхе корабля, рискуя все время быть раздавленным льдом?

…Электричество и отопление выключены. Горят керосиновые лампы. Две железные печурки «буржуйки» топятся каменным углем, отравляя воздух. Все каюты выломаны, население корабля сведено в одно помещение — в трюм. Темно, тесно, холодно… Так представляется мне зимовка.

Лед все тяжелее. Все чаще авралы и обколки. Наконец сидим настолько плотно, что Шмидт решает попытаться подорвать лед аммоналом.

На лед спускаются ящики с аммоналом. Их распаковывают, достают свертки, похожие на толстые свечи, завернутые в промасленную розовую бумагу. Малер — наш подрывник, носится с сумкой, в которую запиханы мотки бикфордова шнура и капсюли, начиненные гремучей ртутью. Бросив обколку, мы начинаем недалеко от судна долбить лунки во льду и закладываем в них заряды.

— Расходись!

Все бегут в сторону. Малер носится от заряда к заряду, поджигая тлеющим запальником шнуры. Через минуту один за другим грохочут взрывы и вверх летят куски льда. Но заряд оказался мал. Лед даже не лопнул около лунок.

Доза увеличивается. Взрывы грохочут все сильнее и сильнее, сотрясая корпус судна и заставляя вздрагивать массивы льда. Осколки взлетают столбом все выше и выше, взвиваются над мачтами и валятся сверху на корабль.

— Ура!

Корпус судна осел, и набравшая силы машина вырвала ледокол из зажима. Шмидт приказывает начать более сильные взрывы на пути судна, чтобы заставить лед растрескаться.

Эта работа — эксперимент. Подрыв льда аммоналом применяется впервые. Дозы аммонала увеличены. Вот уже заложен фугас в двадцать пять килограммов.

— Ложись!

Подрывная команда, состоящая из добровольцев, отбежала далеко в сторону, залегла на льдах. Корабль отошел назад по вырубленному им каналу. Виден дымок фитиля.

Грохот взрыва — и в небо летит гигантский столб воды и льда, вдвое превышающий высоту корабля. Понизу стелется желтый дым. На месте взрыва — огромная воронка, заполненная месивом искрошенного льда. Сверху валятся закинутые силой взрыва осколки.