Владимир Шнейдеров - Великим Северным (Поход Сибирякова)

Лед не дал трещин. Поле не тронуто…

Один за другим раздаются взрывы. Сотни килограммов мощного взрывчатого вещества взлетают на воздух и отдают весь запас своей конденсированной энергии на раскачку льдов. Но льды по-прежнему безмолвны и неподвижны. Огромные полыньи, созданные взрывами, — небольшая помощь.

Ледокол опять долбит форштевнем лед, пробиваясь к кромке, столь близкой и столь трудно достижимой. Сколько времени еще надо биться, чтобы добраться до воды? Сутки, двое, трое?.. Никто не знает.

Снимаем работу ледокола во всех видах, со всех точек. Последнее, что осталось заснять, — это «наход» ледокола на аппарат. Мы хотим показать зрителю, как под давлением форштевня раскалывается и лопается лед. Для этого мы становимся с аппаратом перед ледоколом, идущим по льду. Ледокол держит курс прямо на объектив аппарата. Он все ближе и ближе. Его нос занимает уже весь кадр. Он продавливает под собой лед, выпихивая в стороны огромные, становящиеся на попа льдины. Вот он уже своим форштевнем напирает прямо на нас и находится в трех, в двух метрах от аппарата…

— Марк, крути! Я слежу за ледоколом и льдом!

Трояновский крутит ручку аппарата. Я стою рядом, охраняя его на случай катастрофы. Купер работает маленьким ручным аппаратом.

Ледокол выдыхается. Он едва-едва идет на нас, заторможенный льдом. Дойдет или нет?

Если дойдет, то надо бежать, пока он не подмял нас. Если не дойдет, то продавит ли он тот лед, на котором мы стоим?

Не дошел. Остановился в двух метрах. Лед ломается. Под ногами образовались трещины. Уходить или доснять до конца? Надо доснять — кадр замечательный.

Вот из-подо льда бьет во все щели вода. Она заливает ножки штатива, доходит нам до колен. Бежать? Или заснять, как ледокол отступает обратно? Конечно заснять. Если лед начнет раскалываться окончательно, мы успеем выскочить на крепкое место.

Снимаем.

Ледокол медленно начинает отходить назад. Давление уменьшается. Треснувший лед постепенно расходится. Одна нога у меня на одной льдине, другая на второй. Трояновский стоит на третьей, а две ножки штатива на четвертой. Теперь надо бежать. И мы бежим, пока лед не разошелся окончательно. Мы вымокли, но интересный кадр все же засняли.

Подбегаем к ледоколу, грузим наше имущество. Я чувствую себя «старым морским волком». Прямо со льда прыгаю на борт. Цепляюсь руками за него, повисая над колотым льдом, и без всякой посторонней помощи влезаю под дружный смех матросов.

Только поднялись на корабль, как голос с мостика:

— Слева у айсберга медведи!

Черт возьми! Жалко, что нельзя поохотиться. Во-первых, надо быть на корабле и продолжать съемки; во-вторых, все мы разбиты на охотничьи команды, которые выходят на медведя по очереди, и нашей команде стрелять только в седьмую очередь. Первая команда уже отстрелялась, сейчас очередь второй.

Слежу с мостика, как черные фигурки охотников разбегаются по белому полю льдов. Вот они уже далеко. Каждому хочется быть первым и заработать шкуру арктического белого медведя. Вот виден и медведь. А вон в стороне и второй. К обоим крадутся черные фигурки. Вот желтое пятнышко — медведь идет прямо на людей. Остановился. Фигурки ложатся. Едва доносятся выстрелы. Желтое пятнышко начинает удаляться. Еще выстрелы. Желтое пятнышко осталось на месте, и к нему бегут черные фигурки. Что со вторым медведем — неизвестно.

Наконец прибегает один из охотников и требует нарты. Значит, сейчас привезут медведя. Спрашиваю:

— А как второй? Убили?

— Убили!

Здорово! Сразу двух медведей!

Охотники возвращаются усталые, но сияющие. Первого медведя убил моряк Шишкин. Это второй по счету медведь, убитый им. Другого убил Муханов. Спрашиваю его:

— Как было дело? Расскажи.

Тот охотно рассказывает:

— Ну мы, значит, идем. Увидали медведя. Он нас не заметил. Сидит над проталиной во льду и, видно, ждет, пока вынырнет нерпа. Так он может без движения целые сутки сидеть. Стали мы подходить ближе. Смотрим — вытащил нерпу, ловко так подхватил ее когтями, когда она вынырнула подышать. Сожрал и пошел в сторону.

Стали мы высовываться из-за льдин и руками, как ластами, помахивать. Медведь подумал, что это тоже нерпы, и направился к нам. Стал подходить ближе. Тут подуло ветром от ледокола. Наверное, кочегары бросили сало в котел, как мы их просили, чтобы приманить медведя. Это для него такая же приманка, как гудок. Очень часто медведь идет на гудок ледокола, желая узнать, что это за неслыханный звук. В общем, наш медведь учуял запах и свернул в сторону ледокола. Стал уходить от нас. Тут его и застрелили.

Мы основательно засели во льдах. Хотя кромка льда и видна, все же третий день не можем до нее добраться. Старший механик ходит с сокрушенным видом.

— Чертов лед! Мы уже слопали двести пятьдесят тонн угля. Если так будет дальше, то без захода на Тикси не дойдем до Чукотки.

Тикси — наша угольная база в устье Лены. Там для нас должно быть заготовлено двести пятьдесят тонн угля, спущенного вниз по Лене на пароходе. Но заход туда крайне невыгоден — он нам не по пути.

Лед пошел как будто рыхлее. И все же мы продвигаемся вперед едва-едва и никак не можем выйти на воду. А что еще ждет нас на воде? Насколько широка эта полоса свободной воды? Не таятся ли за ней новые ледяные поля и проходимы ли они?

Постоянная напряженная борьба со льдом отнимает у нас все внимание, и никто не отдает себе отчета в грандиозности того факта, что мы впервые в истории арктических экспедиций проходим с севера недоступную Северную Землю. Мы сами не чувствуем значительности проделанной работы. У нас исчезло представление о масштабе. А те, кто по телеграммам следит за нашим маршрутом и наносит на карту наш путь, наверное, призадумаются, когда рука с карандашом отмечает 81°28′ северной широты.

А кромка с каждым часом приближается все ближе и ближе. Капитан, измеряя шагами мостик, бросает отрывочные фразы:

— Так все заклепки растеряем: в док становиться придется.

— Право руля! Бей по старому руслу! Полный вперед! — передает судовой телеграф. Штурвальный исполняет команды.

Ледокол упорно долбит лед…

Ура! Еще пять-шесть ударов, и мы выйдем на чистую воду. Все поднялись со льда на ледокол. Первый, второй… четвертый, пятый удар… еще один напор — и мы на воде.

Со всех сил ледокол бросается на последнюю перемычку и… застревает. Сидим. Ни взад, ни вперед. Предательская ловушка побежденного, но не сдавшегося врага.

— Все на лед!

В ход снова пошли пешни, шесты, багры. Никакого результата! Огромные льдины налезли одна на другую и не поддаются.

— Пустить в ход аммонал!

Быстро выдолблены пять лунок у самого корпуса судна. Зажжены фитили, все прячутся за прикрытия.