Владимир Шнейдеров - Великим Северным (Поход Сибирякова)

Бывали случаи, когда для выведения айсберга из' неустойчивого равновесия достаточно было колебания воздуха от выстрела.

Нам хочется во что бы то ни стало заснять айсберг в одном кадре с ледоколом. Иначе на экране не будет никакого впечатления.

Бегу к Шмидту. Прошу его помочь. Надо спустить шлюпку и разрешить нам заснять с воды айсберг и на его фоне ледокол.

Отто Юльевич приказывает спустить шлюпку и вместе с нами садится в нее. Приходится трижды обойти айсберг на моторке, для того чтобы подробно заснять его и поймать на пленку тот момент, когда из-за ледяной глыбы появится наш «Сибиряков», кажущийся рядом с айсбергом детским корабликом.

Двигаемся дальше. За первым айсбергом, вызвавшим восторг всех зрителей, идут второй, третий, десятый…

Где их родина? Их фабрикуют, вероятно, ледники Северной Земли или острова Шмидта. Он уже показался на горизонте в виде огромного белоснежного гриба, торчащего из воды своей шапкой. В 1930 году экспедиция на «Седове» открыла этот остров. Мы сейчас проходим между ним и берегом Северной Земли. Времени на его обследование нет. Это будет делом будущих экспедиций.

— Обидно вам, Отто Юльевич, — шутят Брунс и Ретовский, — неуютная земля вашим именем названа. То ли дело, открыли бы остров где-нибудь в тропиках, с пальмами, бананами… А здесь что? Сплошной лед и населения никакого. Разве что морж заглянет на минутку.

Отто Юльевич качает головой:

— Да, что поделаешь, не повезло…

Меняются вахты, бьют склянки, все новые и новые островки заносятся в судовой журнал.

81°28′ северной широты…

Стоп!

Дальше на север двигаться нельзя. Мы уперлись в пак — толстый, многолетний лед. Никакой ледокол в мире не сможет сокрушить эту высокую стену старого желтого льда, круто обрывающуюся прямо в воду. Пак протянулся четкой линией, уходящей на восток, за горизонт. Нам ничего не остается, как свернуть направо и двигаться вдоль кромки на восток, огибая Северную Землю. Путь на север закрыт.

15 августа… Впервые в истории мореплавания корабль с севера огибает Северную Землю. Остается позади суровая вершина каменистого, покрытого льдами мыса — самой северной точки Северной Земли.

Идем вдоль кромки на восток. Обойдя Северную Землю, поворачиваем на юг. Мы вошли в новое море — море Лаптевых, наше четвертое море.

Чистая вода кончилась как-то незаметно. Начали попадаться отдельные льдинки, за ними маленькие поля, и вот мы идем уже через крупный битый лед, выбирая разводья и полыньи.

С каждой вахтой лед становится все гуще и гуще и начинает заметно тормозить движение. Уже не раз и не два ледокол застревал среди льдин и ему приходилось ударять по перемычкам, чтобы их разрушить и двигаться вперед.

Капитан хмурится. Впереди светлое «ледяное» небо. Признак плохой — предстоит упорная борьба со льдами. Льды все плотнее. Все чаще попадаются сплошные ледяные поля и все меньше разводий. Начинаем по-настоящему воевать со льдом.

Сегодня снова после большого перерыва встретили медведей. Нам удалось подойти совсем близко к медведице с довольно крупным медвежонком. Съемка прошла удачно. Самку убили. Малыша взяли живьем.

В неволе медвежонок нашел себе новую мамашу. Этой «мамашей» оказался механик Игнатьев. Часами просиживает он у клетки и скармливает мишке весь свой паек сгущенного молока. Медведю вкус сладкого молока пришелся по душе. Он с удовольствием облизывает палку, обмакнутую в банке с молоком, и тихо урчит. Потом повезем мишку в зоопарк. Это самый северный медведь, которого удалось взять живьем.

Вторые сутки бьемся со льдами. Кругом ни одной полыньи.

Полярное лето в разгаре. Здесь это ощущается только по не заходящему ни на минуту солнцу — днем и ночью одинаково светло. Солнце, катящееся к закату, вместо того чтобы зайти и спрятаться за горизонт, вдруг останавливается и, описав некоторую дугу, снова идет на подъем.

Первое время к этому явлению трудно привыкнуть. Солнечные лучи пробиваются в иллюминатор и мешают спать, вызывая раздражение. Мы ходим, зеваем, но никак не можем заставить себя уснуть. Все выработанные организмом привычки пошли насмарку. И хочется спать и не хочется. Приляжешь, вздремнешь и встаешь снова — не спится. Представление о времени исчезло.

День от ночи мы отличаем только едой. Если кормят — значит, день, если не кормят — ночь.

Еще больше путаницы вносят часы. Двигаясь на восток и проходя один за другим разные пояса времени, мы должны были в каждом поясе регулярно переставлять стрелки своих часов. Конечно, все забывали это делать, и сейчас у всех они идут по-разному.

Судовые хронометры показывают точное время, но они хранятся в штурманской, и сверять по ним часы канительно. Но нам еще не так плохо, как нашему петуху. Бедняга привык регулярно по утрам встречать восход солнца. А сейчас солнце не заходит и не восходит. Петух кукарекает с горя каждые полчаса. Матросы над ним издеваются: сажают его в темный трюм и потом сразу открывают люк. Увидев луч света, петух начинает неистово петь, доставляя всем огромное удовольствие.

Круглые сутки палуба полна народу. Мы впервые в настоящих льдах, и все свободные от вахт и работ часами стоят на носу, наблюдая, как форштевень крошит льды.

Лед грохочет, и разговаривать друг с другом приходится сильно повышая голос, почти крича.

Когда ледокол раскалывает и подминает под себя льдины, нередко вместе с фонтаном воды на лед вылетает сайка — мелкая рыбешка. Крупная здесь, на Севере, не водится совсем. Эту рыбешку стараются подцепить сачком наши биологи. Уже несколько штук таких рыбок сидят в банке со спиртом в лаборатории.

Сегодня на редкость хорошая погода. До восьми часов вечера было пасмурно, временами шел дождь. Сейчас небо безоблачно и чисто. Вдали на горизонте оно зеленовато-голубого оттенка, переходящего выше в чистую лазурь жаркого июльского дня средней полосы России.

Солнце ярко светит, находясь невысоко над горизонтом. Тень от ледокола ползет по льдам длинными синими мазками. Льды раскрашены всеми цветами радуги.

Справа Северная Земля. К ней вплотную подходит ледяное поле. Вдали виден белый мертвый берег, украшенный обрывками ледяных стен. Спрятав вершины в облаках, стоят покрытые снегами горы.

Ледяное поле, среди которого мы остановились, кажется беспредельным. Нет никаких намеков на разводья или трещины. Вся ледяная поверхность крепко спаяна в один массив более метра толщиной. Моряки считают этот лед десятибалльным, то есть льдом максимальной непроходимости. Это значит, что из десяти частей площади все десять заняты льдом и воды совсем нет.