Владимир Шнейдеров - Великим Северным (Поход Сибирякова)

Нам бы только выбиться к мысу Сердце-Камень, От него начинается береговое, попутное нам течение.

Впереди Колючинская губа, где зимовал первый корабль, прошедший Северный морской путь — «Вега» Норденшельда. Сегодня 9-е. У нас еще есть некоторый запас времени. «Вега» стала на зимовку во второй половине сентября 1878 года в каких-нибудь двухстах двадцати километрах от Берингова пролива.

Но погода в Арктике изменчива, и зима может наступить раньше. Ударят холода, и лед остановится, смерзаясь в сплошные торосистые поля.

Надо торопиться. Чувствуют это и ученые, и капитан. Он нервничает и подолгу не сходит с мостика.

10 сентября . Вчерашний закат оправдал старую морскую поговорку нашего капитана: «Если солнце красно к вечеру, моряку бояться нечего» — погода сегодня тихая. Ветра совсем нет. Нет и тумана.

Мы выходим к Колючинской губе. Уже показался остров Колючин, возвышающийся черным камнем среди безбрежного океана льдов.

Несмотря на то что льды очень тяжелы и ледокол едва-едва пробивается вперед, настроение благодаря хорошему солнечному дню бодрое и веселое. Да и двигаться вперед как-то легче — идем без подрывных работ.

О. Ю. Шмидт в бухте Тикси

Капитан все время на мостике и меняет его только на свое излюбленное «воронье гнездо». Взад и вперед по палубе ходит в своей неизменной зеленой кепке и потертой нерпичьей куртке Отто Юльевич, совещаясь на ходу с Визе. Мимо них быстрой походкой проходит доктор Лимчер. Он регулярно совершает по палубе свой утренний моцион.

Чем дальше мы движемся на восток, тем богаче становится научный материал экспедиции. Непрерывно работают лаборатории. Уже тысячи проб воды взяты гидрохимиками; гидробиологи наполнили сотни банок и пузырьков планктоном и всевозможной морской живностью. Образцы грунта морского дна уложены в десятки ящиков, спущенных в трюм. Метеорологи своими таблицами и схемами исчертили не один журнал. Все работы обобщаются и суммируются заведующим научной частью профессором Визе. Материал становится богатейшим и единственным в своем роде. Он дает картину всего побережья Ледовитого океана, зафиксированную в один сезон.

Параллельно с научным багажом увеличивается багаж художественный: Семенов, Громов, Муханов и я пишем дневники, которые составят основу будущих книг о походе; альбомы Решетникова и Канторовича пополняются все новыми зарисовками; ящики киногруппы берегут тысячи метров заснятого материала.

Сегодня на палубе оживленно и весело. Около теплой трубы расселись научные сотрудники, матросы и кочегары, свободные от вахты. Иллюминаторы в каютах открыты, из кают-компании изредка доносятся звуки терзаемого чьими-то неопытными пальцами пианино.

День проходит незаметно. Киногруппа провела ряд удачных съемок, много фотографий сделал Новицкий. Художники сидят с альбомами у реллингов, набрасывая эскизы полярных просторов. Капитан только что спустился со своего «вороньего гнезда» и сообщил Шмидту, что впереди по курсу корабля видна вода, вероятно, большая полынья, к которой было бы очень хорошо пробиться засветло. Это позволило бы нам осторожно двигаться по ней ночью.

Напрягая все силы, ледокол расталкивает сплошные нагромождения льдов и хотя медленно, но все-таки движется.

Вечереет. Небо затянуло грядами перистых облаков. Солнце садится за ледяные поля раскаленным огромным шаром. В зареве облака. Синева льдов исчезла, и они заиграли алым светом.

Никогда мы еще не наблюдали таких красок. И небо, и бесконечные льды горели одинаковым кровавым огнем заката. Все, кто был в каютах, внизу, вылезли посмотреть на это изумительное зрелище.

— Попробуй нарисуй! — говорит матрос Паша Сизых художнику Канторовичу, застывшему у борта со своим альбомом в руке.

— Нарисуй, нарисуй… Если и нарисуешь — никто не поверит! Разве льды красные бывают?..

Солнце село. Потухли краски. Льды снова стали синими. Начала сгущаться темнота. Только несколько человек остались на палубе. Шмидт ушел в свою каюту. Капитан зашел в штурманское помещение. На корабле загорелись огни. Скоро придется стать на ночевку, так и не выбившись на полынью. Подхожу к трапу, спускаюсь в твиндек.

О. Ю. Шмидт и В. Ю. Визе у посла Л. А. Трояновского в Японии

Вдруг один за другим два страшных удара потрясают корпус корабля. Как будто ледокол с ходу налетел на подводные камни. Грохот, треск и… тишина. Работавшая хотя и с перебоями, но изо всех сил, машина вдруг начинает затихать. Прерывистый звонок судового телеграфа:

— Стоп!..

Машина выключена. Тишина… Полная тишина… Все замерло…

— Что это?

— Катастрофа?

— Что случилось?

Ледокол стоит на месте. Кругом льды и темнота.

Капитан, всегда такой спокойный, скатывается вниз по трапу и бежит к корме. Застегивая на ходу куртку, туда же бежит начальник экспедиции. На корме уже несколько человек сгрудились у реллингов.

Слышны команды:

— Подать люстру!

— Выбросить штормтрап!

За борт летит штормтрап — веревочная лестница с деревянными ступеньками.

Матросы протягивают шнур и зажигают люстру — металлический рефлектор с лампами. Люстра спускается под корму. Через реллинги лезет по штормтрапу старший штурман Ю. К. Хлебников. Ему сверху подают багор. Он спускается на самую последнюю ступеньку, распластывается над водой, перемешанной с осколками льда, и шарит багром в темноте.

Киногруппа: В. А. Шнейдеров, Я. Д. Купер, М. А. Трояновский

Люстра скупо высвечивает куски льдин и черные провалы разводий.

— Дать еще люстру!

— Сизых, спуститься с люстрой на лед!

Матрос быстро, как кошка, лезет через борт и, спустившись по трапу, прыгает на плавающую под кормой льдину. Ему сверху спускают вторую люстру. Свет направляется под корму.

Хлебников висит над самой водой. Углы его пиджака задевают за нее, но он, не замечая, силится что-то достать или прощупать багром под водой у самой кормы. Все молчат. Тихо. Какая-то тревожная, гнетущая тишина.

— Юрий Константинович, видно что-нибудь? — разрывая тишину, раздается сверху голос капитана.

— Ничего не могу разобрать. Поверните винт.

— Повернуть винт!

— Есть повернуть винт!

Медленно начинает работать поворотная машина. Вода под кормой чуть плещется.

— Ну что?

— Лопасти нет!

Поворотная машина продолжает работать. Люди наверху замерли, свесившись за борт.