Михаил Водопьянов - Повесть о первых героях

Каманин переглянулся с товарищами.

— Правительство меня назначило командиром, — твердо сказал он. — Я буду вести отряд до конца, распоряжаясь и машинами, и людьми. А незнакомых путей, пурги и туманов бояться нам не к лицу…

На пароходе шла «военная жизнь». Все летчики — выбриты, в чистеньких подворотничках. Не забыта и командирская учеба — по книгам и скупым рассказам Молокова изучается неведомая дотоле, таинственная и коварная Арктика.

Перед отправлением летчиков в экспедицию командир эскадрильи на прощание сказал:

— Ведите себя так, чтобы все видели, что вы люди военные.

Каманину об этом можно было и не напоминать. Он ведет себя так всю жизнь.

С трудом сквозь льды пробился «Смоленск» до мыса Олюторского. Плыть дальше на север уже было невозможно. Разобранные самолеты доставили на берег на широких плоскодонных лодках. В кают-компании в последний раз уточнили маршрут перелета. Его наметили почти по прямой: Олюторка, Майно-Пыльгино, через Анадырский залив в бухту Провидения и оттуда на Уэлен.

Военные летчики привыкли летать по прямой. Четырехсоткилометровый полет над морем да еще на сухопутных машинах был, конечно, риском, но трезвым риском. Пилотам-спасателям надо было спешить на льдину, которую ломала неотвратимая сила весны.

— Я не намерен лететь через залив. Его надо обойти, — заявил Фарих. — Вообще нечего делать маршрут обязательным для всех. Каждый может лететь, как хочет.

— Значит, товарищ Фарих, вы отказываетесь идти в строю? — спокойно спросил Каманин. — И не хотите лететь через Анадырский залив?

— Да, я думаю, в строю идти ни к чему.

— Не имея уверенности в вас, я отстраняю вас от полета.

Закусив губу, Фарих пробурчал:

— Хорошо, только сообщите сначала правительству.

— Сообщайте, если вам нужно. Я отвечаю за свои поступки как командир.

Дискуссия и дисциплина несовместимы. Самолет Фариха был передан «безлошадному» военному летчику Бастанжееву.

С машин Р-5 сняли пулеметы и бомбардировочную аппаратуру, освободившееся место заняли техники. Пять самолетов — пятнадцать человек.

Таков был отряд, за продвижением которого следила вся Советская страна, весь мир.

21 марта пять самолетов развернутым строем, римской пятеркой, вылетели из Олюторки.

Стоял ясный, морозный зимний день. Но в Арктике погода капризна и изменчива.

Стартуя, летчик того времени не знал, какая погода ждет его впереди, в каких-нибудь ста километрах. Поначалу ясно, а через несколько минут ветер и снег заведут свой нескончаемый хоровод.

Самолеты шли над Корякским хребтом. Под ними проносились горные вершины, то остроконечные, то пологие, покрытые сверкающим на солнце снегом, с темными пятнами ущелий.

Как всегда, над горами болтало. Машины шли, словно спотыкаясь о невидимые воздушные ямы и кочки. Вернее, не шли, а ползли. Сильный ветер бил в лоб, снижая скорость до 70 километров в час. Сказывалась перегрузка. Каждый летчик взял с собой бензина на десять часов полета, спальные мешки, лыжи, паяльную лампу для обогревания мотора, запасной винт для самолета, примус и полуторамесячный запас продовольствия на случай, если придется сесть на вынужденную в тундре.

Каманин собирался добраться из Олюторки до Майно-Пыльгино за три часа. Добрался за шесть.

Когда наконец приземлились в крошечном чукотском селении, Молоков, этот на редкость спокойный, немногословный человек, тихо сказал:

— За все время я не видел ни одного клочка земли, где бы можно сесть так, чтобы не поломать машину и не разбиться самому.

В Майно-Пыльгино летчики узнали, что базу спасательной экспедиции перевели из Уэлена в Ванкарем. Значит, надо менять маршрут, лететь не через залив, а над горами Паль-Пальского хребта. Нашелся в поселке и бензин, но не того сорта, которым обычно заправляют самолеты. Попробовали горючее, моторы работали не так, как хотелось бы, но все же пропеллеры вращались. К тому же этот грязный бензин испортил пусковое приспособление на самолете Бастанжеева. На ремонт требуются сутки, а надо спешить. И погода на редкость хорошая, голубое небо так и зовет в воздух. Ждать нельзя.

Каманин коротко сказал Бастанжееву:

— Догонишь нас!

Но он не сумел догнать.

Уже не пять, а четыре самолета пошли над горами. И только три из них долетели до Анадыря.

Над хребтом была страшная болтанка. Моторы меняли «голос»: то переходили на шепот, то надсадно ревели. Словно неведомая сила подбрасывала машины легко, как мячики, в высоту и камнем швыряла вниз. Казалось, они вот-вот зацепятся за вершины гор. Казалось, не будет конца этим чертовым качелям.

Еще труднее стало лететь, когда неожиданно надвинулись серые облака, окутавшие каменные вершины. Пришлось идти вслепую, по приборам, в сплошной белесой мгле.

Когда вырвались наконец из облаков и вместо гор под крылом забелела ровная тундра, словно стол, покрытый накрахмаленной скатертью, Каманин увидел, что за ним летят только две машины. Самолета Демирова не было.

«Не выдержал, вернулся, — подумал молодой командир отряда. — Он еще мало тренировался в слепом полете».

Много позднее выяснилось, что действительно так и было.

В Анадыре — большом, по условиям тогдашнего Севера, городе с населением в семьсот человек, летной погоды пришлось ждать шесть суток. Свирепствовала пурга, подымая тучи белой пыли, по-разбойничьи свистел ураганный ветер, бросая в лицо колючую, слепящую снежную крупу. Тут не только не полетишь, а и шага не сделаешь. За шесть дней одноэтажные дома в Анадыре занесло вместе с крышами, из одного в другой прокапывали под снегом что-то вроде подземных ходов.

Воспользовавшись первым же просветом в небе и попутным ветром, 28 марта отряд пошел на штурм Анадырского хребта. Собственно говоря, это был уже не авиационный отряд, а летное звено — одно крыло римской пятерки.

Через час с вершины хребта навстречу летчикам спустилась и замела жесточайшая пурга. Гор не видно. Какую брать высоту — неизвестно, карта не дает сведений об их вышине.

«Если бы я пошел вперед, все остальные самолеты пошли бы за мной, — записал Каманин в дневнике. — Имею ли я право вести отряд в облака, не зная высоты хребта? Мы можем врезаться в горы, и тогда — конец. Имею ли я право рисковать нашей жизнью и машинами, когда мы так близки к цели? Нет! Что же делать? Вернуться в Анадырь? И это не подходит… Решил не идти ни вперед, ни назад, а сел тут же вблизи чукотских яранг».

Чукотское селение из пяти яранг, стоявшее среди бесконечной тундры, называлось Кайнергин.

Чукчи выбежали навстречу крылатым гостям и остановились метрах в ста от самолетов, не решаясь подойти ближе. Наконец один из них, помоложе и посмелее, шагнул вперед и неожиданно крикнул по-русски: