Франко Проспери - На Лунных островах

— Я не мешаю тебе изучать твоих проклятых муравьев, — заявил Фабрицио, — лишь бы ты занимался этим подальше от меня и от нашей спальни!

— Но я не могу поступить иначе, — начал объяснять Карло. — Ведь муравьи сшивают листья только по ночам, и я хочу иметь возможность в любое время наблюдать их за работой.

— Меня ты не разубедишь, — коротко отрезал Фабрицио. — Не желаю спать с муравьями, белыми, красными, черными или какими бы то ни было! Имеет ли он право… — продолжал он, обращаясь ко мне.

— Очень сожалею. Но я не могу отказаться от этих исследований.

— Хорошо же! — перебил Фабрицио. — В таком случае я знаю, как мне поступить.

Не добавив ни слова к своей угрозе, он вышел. Встревоженные, смотрели мы, как Фабрицио удалялся вне себя от ярости.

Так начался мрачный период нашей жизни, в течение которого мы со Станисом, ни в чем не повинные, страдали от последствий холодной войны, разгоревшейся между нашими товарищами.

Через несколько часов после этого спора Фабрицио вернулся с мешком. Он удобно расположился на постели и раскрыл мешок у нас на глазах. Оттуда вылезло несколько десятков огромных сухопутных крабов, которые, угрожающе разевая клешни, расползлись по полу.

— Что за дрянь ты принес? — вскричали мы, залезая на стол и стулья.

— Карло нравятся муравьи? — не без ехидства спросил Фабрицио. — Ну а мне — ракообразные. Я принес их в комнату, чтобы удобнее было наблюдать.

Карло сидел в своем углу, не подымая глаз. Погруженный в наблюдение за насекомыми, он не обращал внимания на крабов, ползавших у него под ногами. Фабрицио, растянувшись на койке, упивался происходящим.

Напрасно мы надеялись, что речь идет о кратковременной демонстрации. Фабрицио неутомимо пополнял ряды крабов, а Карло безмолвно сносил их присутствие. Хотя мы и восхищались этой борьбой титанов, но после двух дней и, главное, двух ночей этого молчаливого, но, увы, напряженного конфликта мы со Станисом потеряли терпение.

В то утро, сев на кровати и спустив ноги на пол, я не заметил притаившегося краба, который больно ущипнул меня за большой палец правой ноги. Вскоре Станиса, задевшего за ветку дерева, сильно покусали муравьи оэкофилия. Прокляв по очереди насекомых и ракообразных, мы решили положить этому конец. Прежде чем применить силу, мы прибегли к убеждению. И убеждение подействовало, хотя не обошлось совсем без угроз. Мы заявили друзьям, что необходимо восстановить в нашей среде нарушенный мир; в противном случае мы также имеем право — если уж речь зашла о праве — приносить в дом объекты своих исследований. Станис как маммолог интересовался привычками хорьков. Я, специалист по морским животным, с удовольствием жил бы в компании нескольких морских черепах, водившихся около ближнего пляжа. Поняв наш намек, энтомолог и малаколог капитулировали: мы избавились от муравьев-ткачей и от полчищ ракообразных. С этого времени было строго запрещено приносить в жилые комнаты каких бы то ни было животных, и мы зажили более спокойно.

Тем временем пора было позаботиться об отъезде на Коморские острова. Этот архипелаг, расположенный на полпути от Африки к Мадагаскару, был очень ценен для нас с научной точки зрения и волновал наше воображение. Там мы найдем действующие вулканы, самые высокие в здешних местах, побываем среди неисследованных коралловых образований, познакомимся с древними обычаями туземцев, соберем интересные образцы фауны; ведь даже знаменитая кистеперая рыба целакантус, доисторическая рыба, «живое ископаемое», как ее окрестила мировая пресса, была поймана в этих водах.

Со дня нашего прибытия в Африку прошло три месяца; наступили последние дни августа. Нам предстояло еще выполнить обширную программу — побывать на Коморских островах, Мадагаскаре, Альдабре. Успеем ли мы совершить такое путешествие, прежде чем начнется пора циклонов, то есть до начала октября?

Мы задержались на добрых полтора месяца против намеченного срока. Задержка лишь отчасти объяснялась непредвиденными трудностями, встретившимися на нашем пути в течение первого периода работы экспедиции; остальное время ушло на ожидание режиссера и кинооператоров, которые, как мы заранее условились, должны были присоединиться к нам и заснять различные этапы нашего путешествия.

В многочисленных письмах и телеграммах мы сообщали в Рим, что беспокоимся по поводу задержки, а из ответов на них узнавали о трудностях бюрократического порядка, с которыми столкнулась кинематографическая группа. Наконец, после многих перипетий, более или менее справедливых опасений и сообщений, которые тут же опровергались, они сели на пароход и через несколько дней должны были приехать в Африку.

15 августа прибыл авангард кинематографического отряда. Со словами «Наконец-то мы вместе…» на нас буквально свалился Антонио Недиани, режиссер будущего полнометражного фильма. Он прилетел из Дар-эс-Салама, где задержались оба кинооператора. Бьюхейер не терял времени зря. Зная о нашем намерении заснять на кинопленку жизнь необычайных животных, обитающих здесь, он тотчас же предоставил операторам объект съемки, показавшийся ему интересным.

— Синьор Бьюхейер, — сообщил Недиани, объясняя, почему он приехал один, — раздобыл для нас очень важное животное. Он сказал нам, что это разновидность допотопной амфибии, питающаяся исключительно курами.

Позже мы узнали, что «доисторическое чудовище» оказалось ящером-панголином [17] Тело ящера-панголина покрыто роговым чешуйчатым покровом. Морда без чешуи покрыта твердой кожей. Зубов у панголина нет, но очень большой желудок на значительном рассстоянии выстлан роговым покровом и в задней части снабжен роговыми зубами, служащими для растирания и размельчения пищи. (Примеч ред) , пойманным в то время в Дар-эс-Саламе. Это пугливое животное робко прячется в самых укромных уголках саванны и питается отнюдь не домашней птицей, а муравьями.

Через три дня после приезда режиссера появились операторы, синьоры Мазино Манунца и Фульвио Тести. Таким образом, вся кинематографическая группа оказалась в сборе, и теперь уже не было причин откладывать наш отъезд на острова Мозамбикского пролива.

Операторы немедленно принялись за работу, и тут начались неприятности, которые не покидали нас все время пребывания в Индийском океане. Наши спутники были отличными людьми, но они должны были заснять фильм. Человек, не испытавший этого на практике, не в состоянии представить себе, какую уйму забот причиняет съемочная группа. Например, никто из живущих в тропиках не придает значения облачку, закрывшему солнце. Операторам же облако не позволяет производить цветную съемку. Работа прерывается, все охвачены чувством нервного ожидания, все взгляды направлены на облако. Чем дальше, тем сильнее накаляется атмосфера: оператор видит в этом облаке личное оскорбление со стороны погоды, мы приходим в отчаяние и начинаем ругаться. Лишь когда показывается солнце, на лицах снова расцветают улыбки. Всякий, кто бывал в экваториальных областях, знает, сколько облаков с утра до вечера проплывает по небу, и поймет, сколько раз на день происходили такие сцены. К этому еще добавлялись заботы о сохранности пленки, отправке снятых фильмов, зарядке специальных батарей и тысячи противоречий, которые раздирают людей, работающих в этой области. В пейзаже, который с первого взгляда может показаться совершенством, внезапно обнаруживаются неудачные цвета, слишком резкие тени, контровый свет, плохая экспозиция и тому подобные недостатки. Африканцы не должны выглядеть как обычно: нужно убедить их составить композицию, или, попросту, сыграть роль. То же самое касалось животных, и только благодаря малому размеру пасти галаго я и мои товарищи вернулись в Италию с почти не поврежденными руками. Наряду со всем этим нам приходилось еще заниматься своей обычной работой, и, как нетрудно понять, мы уставали настолько, что начинали уже сомневаться в полезности съемочной группы, сопровождающей научную экспедицию.