Мониша Раджеш - Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий

В это прекрасное утро молитвенные флаги неистово развевались на ветру, пока мы шли через главный рынок. Глянцевые окна мерцали среди светлых и шоколадных гор, возвышающихся над крышами домов. В центре площади находилась толпа торговцев, одетых в тюбетейки, костюмы в тонкую полоску и свитера под пиджаками, рядом с ними стояли корзины, наполненные тем, что выглядело как сушеные желтые перцы чили. Эти люди, потомки кашмирских мусульман, прибывших в XVII веке, в основном были мясниками, продававшими китайский гусеничный гриб – кордицепс – покупателям из Гуанчжоу. Джампа достал и сжал его между двумя пальцами и поднял вверх. Один его конец был коричневым стеблем, а на другом был гриб, который паразитировал на теле гусеницы. Они также известны под названием ярса гунбу , что переводится как «летняя трава, зимний червь». Гусеничные грибы собираются вручную кочевниками на самых плодородных высотах Тибетского нагорья и продаются по дешевке, чтобы быть перепроданными на китайском рынке по цене, превышающей стоимость их веса в золоте. Считается, что ярса гунбу помогает при всех видах заболеваний, начиная от сердечно-сосудистых и астмы и заканчивая ВИЧ и эректильной дисфункцией. Фунт отборных грибов может стоить до 30 000 фунтов стерлингов.

В силу ограниченных возможностей для трудоустройства этнических тибетцев эта прибыльная торговля привела к столкновению между жителями деревень, стремящихся максимально использовать свои ресурсы, а также между тибетцами и ханьскими браконьерами, которые, в свою очередь, желали избавиться от ненужных посредников. Процесс торгов включал ритуал как со стороны покупателя, который ворчал и ныл, насколько ужасны были образцы, так и со стороны продавца, который что-то кричал в ответ. Все это заканчивалось крайне ловким вручением денег. Это зрелище стало довольно забавным способом провести утро.

На остальной части рынка все было довольно стандартно: мясники продают нарезанное мясо яка фиолетового оттенка, развешанное на крюках, рядом лежит его голова, вызывающая жалость, покрытая мухами; зеленщики со свежими пучками; безработные мужчины в кожаных куртках; и ряд манекенов, похожих на Бригитту Нильсен, одному из которых пририсовали маленькую козью бородку. Обходя лужи грязной воды, я зашла за угол и наткнулась на прекрасный книжный магазин. Если где-то в новом городе мне и удавалось чувствовать себя как дома, то это в книжных магазинах. Конечно же, я не стала искать свою собственную книгу, ведь так не делает ни один писатель, а просто смотрела на обложки, как большой ребенок в магазине сладостей, задаваясь вопросом, какой мир для себя открыть. Магазин был освещен лампами с бумажными абажурами и мог похвастать огромным количеством путеводителей Lonely Planet, которые несколько молодых людей взяли с полок и читали, сидя у окна. По глупости я подошла к человеку за стойкой и спросила, есть ли у них экземпляр книги « Семь лет в Тибете» Генриха Харрера. Молодая женщина, находившаяся неподалеку, взглянула на нас и подошла.

– Этой книги здесь нет, – сказала она, поправляя свои огромные очки на носу. – Книга запрещена. Как бы это сказать… полиция, они не разрешают эту книгу. Они не одобряют.

Удивленная ее честностью, я поблагодарила ее и отошла. Я бродила по магазину около десяти минут, притворяясь, что смотрю на открытки, перед тем как подойти к женщине и спросить, не будет ли она против поговорить со мной несколько минут. Она согласилась пойти выпить в соседний бар, где подавали бельгийское пиво и спагетти. Двое студентов смотрели какое-то шоу на MacBook Air, когда мы уселись за столик, и женщина заказала чай со сливочным маслом бо-ча . «Люси» чувствовала себя безопаснее под псевдонимом, хотя она назвала мне свое тибетское имя и говорила, пожалуй, даже чересчур громко. Она родилась на севере Тибета двадцать пять лет назад и была наполовину тибетской и наполовину ханьской китаянкой, пояснив, что ее китайский дед приехал в 1959 году, чтобы «помочь тибетскому народу пойти в университеты». Я в лоб спросила ее о книжной цензуре.

– У них есть несколько книг на английском языке, но… как сказать… у них есть специальная компания, которая редактирует книги, они разрешают какие-то из них, а какие-то нет. Перед отъездом в другие страны они забирают книги, если им что-то непонятно или речь в книге идет о буддизме или далай-ламе.

– Вы верующая?

– Я буддистка, потому что я тибетка. Но только сердце может решить, верите вы или нет. Однако держать фотографии далай-ламы не разрешается. В домах у людей есть комната для молитв, там у нас есть фотография далай-ламы, но мы не можем показывать ее людям, особенно правительству. Я думаю, что старики до сих пор верят в далай-ламу, но сейчас большинство монахов очень молоды, поэтому правительство учит их не верить. – Она сделала глоток чая, на его поверхности блестели пятна сливочного масла.

– Как вы относитесь к монахам, которые сожгли себя в знак протеста, и ко всем полицейским в Лхасе? – спросила я.

– Последний такой случай был примерно в 2008-м, но большинство людей не знает, что тогда произошло. Известно, что правительство вывезло всех монахов в горы на месяц и не разрешило взять с собой еду. С 2008 года они везде поставили полицию, чтобы следить за всеми. Вначале люди говорили так: «Я живу здесь, я родился здесь, почему меня должны проверять?» Они проверяют документы на входе в храм. Вначале мы чувствовали себя очень некомфортно. Кажется, будто я плохой человек. Но я же не плохой человек, я это знаю, и через несколько лет все уже кажется нормальным. В целом в Лхасе очень безопасно жить. Особенно по ночам, если девушка идет по улицам в одиночку, – это очень безопасно.

Очки Люси снова соскользнули с носа, и она вернула их назад, заправляя волосы за уши.

– Вы испытываете трудности от того, что являетесь наполовину китаянкой?

– Сейчас все смешалось, все стало нормальным. У меня много друзей, которые наполовину китайцы и наполовину тибетцы. Тибетцы начинают учить китайский, когда они еще маленькие, в школе, поэтому никаких трудностей не возникает.

– А как вы относитесь к людям, приезжающим в Тибет, если вам самим не разрешают уезжать?

– Люди, которые приезжают в Тибет? Для нас это нормально. Тибетские люди любят иностранцев, они любят разговаривать с вами, потому что правительство старается не позволять нам выезжать. Молодые люди очень злятся за это. Сегодня я встречалась с другом, мальчиком, которому было всего девятнадцать, и, когда мы пили чай, он очень злился из-за этого. Пожилых людей это не волнует. Выезд из страны контролируется правительством. Они разрешают въезд небольшому количеству иностранцев, но сами мы не можем выехать. Самая важная причина в том, что они боятся, что люди уедут и последуют за далай-ламой. Но это не всегда было так. Дэн Сяопин позволял тибетцам уезжать.