Мониша Раджеш - Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий

– Он хотел узнать, как сказать «не фотографируйте меня» на английском, – сказал Джампа. – Реинкарнация имеет важное значение в буддизме, и некоторые тибетцы считают, что, когда их фотографируют, таким образом забирается кусочек души, и он остается на земле после того, как они умирают.

Я, конечно, не винила монаха за этот всплеск раздражения. Внутри дворца Потала фотографировать было нельзя, но и здесь китайцы опять вооружились своими фотоаппаратами и селфи-палками. То и дело мы натыкались на очередного самовлюбленного туриста со смартфоном, который явно был уверен, что благодаря его лицу древний монастырь на заднем плане на фото будет выглядеть гораздо лучше. Я не понимала одержимости селфи. Люди считали их доказательством того, что ты и в самом деле побывал на месте с фотографии? Или это была вынужденная мера для страдающих амнезией, чтобы напоминать им, где они побывали в течение дня? Я редко фотографировала во время путешествия, за исключением снимков, которые были нужны мне в качестве помощи для написания книги, в основном это были дорожные знаки, информация о памятниках или фрагменты из местных газет и меню. Конечно, этим набором отпускных фотографий не получится похвастаться перед друзьями, но я предпочитала наслаждаться моментом здесь и сейчас. Последнее, чего я хотела, – лицезреть на фото по возвращении домой свое собственное лицо, сморщенное от ветра, с красным носом и несколькими сердитыми монахами на заднем плане.

Проведя нас через огромные деревянные двери, Джампа показывал нам святыни, стараясь не попадаться под ноги местным монахам. Я изо всех сил пыталась вести себя незаметно и никому не мешать. Тибетцы приносили с собой пластиковые контейнеры с маслом, которое они подливали в лампы, чтобы тысячи фитилей и свечей продолжали мерцать в темноте. Интерьеры дворца дарили чувство безопасности, представляя собой своеобразный кокон, где можно скрыться от суровой реальности. В неярком свете свечей я наблюдала за тем, как монахи занимались вырезанием скульптур из сливочного масла, аккуратными движениями срезая лишнее, и стружка валилась на пол, как сухие осенние листья. Один монах присел на корточки перед маленькой девочкой, чьи волосы были собраны в несколько хвостиков, и благословил ее, мазнув пеплом по кончику носа. Я увидела нескольких маленьких детей с подобным пятнышком на носу и задалась вопросом, что это за обряд. Несправедливость жестокого обращения и попыток уничтожения столь гармоничной культуры возмутила меня еще больше, пока мы шли через залы, в которых горели, потрескивая маслом, сотни ламп. Стены покрывали изображения эпизодов из эпических сказок о Будде и монахах. На них были храмы, лотосы и горы, нарисованные изогнутыми мягкими мазками, при этом использовались насыщенные красные, оранжевые, зеленые и синие оттенки. Осознание того, что от сотен монастырей, подобных этому, остались руины, и все ради того, чтобы освободить место для строительства недвижимости, было глубоко удручающим. Я в страхе задумалась о том, что в не столь отдаленном будущем может догореть последняя свеча, и рухнут и эти стены, не оставив ничего, кроме дыма и воспоминаний.

Джем стоял на краю стены, глядя на город.

– Что это за желтая пелена в небе? – спросил он Джампу.

– Заводы, – ответил он, держа руки в карманах. – Сейчас здесь много горнодобывающих компаний.

Марк перекинул камеру через плечо:

– Теперь здесь тоже Китай, так ведь? Вся страна – теперь тоже Китай. Тибет никогда уже не станет свободным. Понадобится полномасштабное военное вторжение при поддержке ООН, чтобы прекратить все происходящее. Это зашло слишком далеко. Теперь здесь Лхаса-Вегас.

Джампа улыбнулся, потупившись и пиная камешки в стену носком обуви. Китайская пара, с неизменной палкой селфи, приблизилась на опасное расстояние к Джему, и я подумала, что он вот-вот столкнет их со стены. В то время как иностранные туристы, такие как мы, должны были метафорически потанцевать с бубном, чтобы получить специальные разрешения на въезд, и могли путешествовать по стране только в течение ограниченного числа дней с сопровождающим – а журналистам въезд вообще был запрещен, – внутренний туризм Китая, похоже, достигал своего пика. Китайские туристы заполнили город, страстно желая увидеть этих причудливых маленьких человечков в яркой одежде и с красными щеками; зрелище, когда старый тибетец с четками в руках, съежившись от страха, пытается укрыться от группы с видеокамерами, не было редкостью. Тибетцев превратили в товар, а их дом сделали зоопарком для любопытных. Что еще более оскорбительно для местного населения – китайские мигранты в настоящее время управляют большинством магазинов, кафе и отелей, лишая тибетцев возможности зарабатывать себе на жизнь и найти какую-то выгоду от бума туризма. С Джампой нам очень повезло. Экскурсионным группам часто назначались китайские гиды, которые не имели представления об истории Тибета и выдумывали факты на ходу.

В год открытия Цинхай-Тибетской железной дороги Адриан, мой друг, живущий в Пекине, ездил в Тибет без разрешения и свободно передвигался по стране, а местные тибетцы помогли ему избежать досмотров. Ему удалось увидеть гораздо больше, чем один только Китайский квартал в Лхасе, но еще тогда он понял, что железнодорожное сообщение было нужно, чтобы послужить катализатором «ханификации» Тибета, такой термин он использовал. Прошло меньше девяти лет, и его предсказанию суждено было сбыться. У китайского правительства были планы по строительству еще одной железнодорожной ветки, высокоскоростной поезд должен связать Чэнду и Лхасу, и это сократило бы время в пути до пятнадцати часов. Уже не было никакой надежды на то, что Тибету удастся вырваться из цепких когтей Китая.

Камеры безопасности на улице щелкали и поворачивались, фиксируя, как шествует группа паломников, тряся молитвенными барабанами Мани – деревянными колесами, насаженными на штырь. Женщина, которая шла перед нами, была в красных кроссовках New Balance – таких же, какие Джем оставил в поезде. Марк прочел мои мысли.

– Всем приходится носить обувь. Что еще им надевать? Самодельные ботинки из дубленой кожи яка?

Я поняла, что, несмотря на собственный цвет кожи, у меня, кажется, начал развиваться комплекс «белого спасителя». Большинство монахов носили брендированные кроссовки и пользовались айфонами, но ведь и я носила и пользовалась. Что давало мне право, прогуливаясь в своих Adidas Superstars, сокрушаться, что они делают то же самое? Возможно, я была настолько же виновата, насколько и китайцы, желая, чтобы эти миниатюрные кукольные люди жили в прошлом, в каком-то колониальном стремлении сохранить самобытность, которой больше не существовало. Я бы и дальше размышляла об этом, но вдруг собака прыгнула с места, где спала, и набросилась на Марка, который склонился над парой ее подросших щенков. Ее зубы только слегка прокусили штаны из материала Gore-Tex, оставив на них крошечный след, но этого было достаточно, чтобы Марк провел остаток дня, убежденный, что заразился бешенством.