Мониша Раджеш - Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий

Я проснулась с ощущением, будто кто-то сидел на моей голове. Я попыталась встать, но мой череп был сдавлен невидимой силой. Некоторое время я лежала в темноте, слушая странное шипение откуда-то сверху. Я ожидала, что запах чистого кислорода будет сладковатым, но воздух, задуваемый в купе, был промозглым и пах сигаретами. Пытаясь разбудить Джема и Марка, я немного приподняла непрозрачную шторку, закрывавшую окно, так, чтобы пробившийся луч света смог вывести нас из комы, вызванной горной болезнью. Тибетское плато напоминало картину Ротко [56] Марк Ротко – американский художник, представитель импрессионизма и один из создателей живописи цветового поля. : желтая полоса поднималась до середины окна, где отделялась от синей зигзагом горной гряды, припорошенной снегом. Желтая степь и синее небо простирались настолько далеко, что казалось, будто вдали, у горизонта, уже идет следующая неделя. От таких видов захватывало дух, как и от увеличивающейся высоты над уровнем моря: более 3800 метров. Воздух с трудом проникал в легкие, приводя меня в полуобморочное состояние. Марк сумел приподняться, чтобы запечатлеть виды за окном, в то время как Джем продолжал лежать, уткнувшись в подушку и проявляя признаки ранней стадии трупного окоченения. Один взгляд в зеркало подтвердил, что и я умерла этой ночью: мои губы потрескались, ногти посинели, а цвет кожи приобрел оттенок почти как у больного желтухой. Откопав в сумках шарфы, перчатки и гольфы, мы, в попытке согреться и утолить жажду, разделили на троих жасминовый чай из фляжки Марка и помятый во сне батончик сникерс из кармана Джема. Нашим попутчикам, едущим в коридоре на откидных сиденьях, было не сильно лучше. Один из них присосался к кислородной трубке, прикрыв слезящиеся глаза. Сочувствия к нему я не испытала: после города Голмуд, в котором вагоны герметизировались, он вовсю курил, несмотря на запрещающие таблички.

За две предыдущие недели я вроде бы привыкла к традиции китайцев бросать шелуху от семечек и плеваться прямо на пол, но примириться с курением я не смогла. Из всех использованных сигарет в мире каждая третья выкуривается в Китае, и от употребления табака каждые тридцать секунд умирает один человек. И я точно была следующей. Хотя бы по этой причине продолжение путешествия вторым классом больше не обсуждалось. В густом, синем от дыма воздухе прогуливались люди с золотыми зубами в майках и шлепанцах, демонстрируя близость к раку легких последней стадии. Первый класс, однако, обладал минимальным преимуществом, так как в нем курильщики обычно собирались в тамбуре. Впрочем, многие, как и наш сосед, тайком запирались в купе. Раньше я об этом не думала, но теперь до меня дошло, что, когда находишься в стране с высочайшим уровнем загрязнения воздуха и вдыхаешь кучу вредных веществ ежедневно, становится неважно, куришь ты или нет. Возможно, пачка дешевых сигарет «Панда» была бы даже полезнее.

Надев медицинскую маску, я, на пару с моими астматическими легкими, нашла место в коридоре, где можно было разглядывать дивный новый мир за окном. Взгляду открывались озера, мерцавшие, как расплавленный металл, небеса, поющие «Оды к радости», тибетские антилопы, волшебным образом появляющиеся и исчезающие из виду. С увеличением высоты начали появляться покрытые дредами из шерсти горные яки, вольно пощипывающие травку или же привязанные разноцветными лентами к палаткам кочевников. Но чем дальше мы забирались, тем их становилось все меньше, пока они наконец не исчезли, когда поезд забрался в доселе невиданные для этого транспорта высоты, где источенные льдом горные склоны приблизились к поезду вплотную. Самая высокогорная в мире дорога – Цинхай-Тибетская железнодорожная ветка, соединяющая Синин с Лхасой, открытая в 2006 году, считалась вершиной инженерного искусства на тот момент. Своей высшей точки она достигает на вершине перевала Танг-Ла, в 5072 метрах над уровнем моря, проходя на своем пути более 480 километров по сейсмоопасной местности в вечной мерзлоте. В регионе, где температуры колеблются от —30 зимой до +35 градусов Цельсия летом, инженерам пришлось установить системы циркуляции жидкого азота под насыпью, чтобы уберечь пути от разрушения и таяния льда, что стало прорывной на тот момент технологией. Сами же тибетцы с тревогой восприняли строительство этой дороги, считая ее признаком усиления влияния ханьцев – доминирующей в Китае равнинной нации – над тибетцами и продолжением экспансии и колонизации их родины. Это, впрочем, не касалось части населения, жившей поблизости от предполагаемых станций, обрадованной открывавшимися бизнес-возможностями. Также ветка угрожала природным заповедникам и некоторым видам редких животных, таких как снежный барс. По этому поводу на торжественном открытии Цинхай-Тибетской железной дороги высказался тогдашний председатель Цзян Цзэминь, заявивший: «Мы категорически не должны допустить сепаратистских настроений в регионе и отделения Тибета от Китая».

Несмотря на все попытки правительства ограничивать въезд в регион, журналисты всегда находили возможность просочиться в Лхасу и задокументировать все происходящее в Тибете: от цвета небес и звуков монашеских молитв до чаепитий с далай-ламой. Но с приходом нового, суетного времени, когда люди, а вместе с ними их наследие и истории, стали больше перемещаться и изменяться, Тибет снова стал плодородным источником для исследований. Мне же в этот момент хотелось продолжать исследования, лишь укрывшись одеялом и погрузившись в непродолжительный коматозный сон, который закончился прибытием в долину Лхасы, так что лучшие виды я пропустила. Мягкие, будто бархатные, очертания гор передвинулись на передний план, и разрозненные палаточные стойбища сменились рядами бетонных строений, на каждом из которых гибельным предзнаменованием колыхался государственный флаг Китайской Народной Республики. В то время как поезд приближался к тибетской столице, Марк стоял у окна, с удивлением наблюдая автосалоны «Бьюик» и мастерские «Митсубиси», проплывающие мимо, перед которыми в линию выстроились флагштоки с китайскими флагами. Пассажиры уже собирались в проходах со своими сумками, когда тень вокзала накрыла наш вагон. Мы осматривались по сторонам на перроне, а воздух осколками стекла врывался в наши легкие, ветер нашептывал свои мантры. Вокруг сновали вооруженные полицейские, как будто готовясь к атаке террористов. Военные охраняли входы и выходы, проверяя багаж и отправляя пассажиров на досмотр. Никто не улыбался, и я уже заведомо чувствовала себя в чем-то виноватой. Прежде чем передать нашу троицу в руки тибетского гида, стоявшего в конце перрона с приветственной табличкой, полицейские препроводили нас, как единственных иностранных туристов в отделение, где проставили печати на визах.