Адий Шарипов - На дальних берегах

Мы, сенегальские поэты, с радостью приветствуем своих собратьев по перу в СССР.

Комфортабельная быстроходная. «Каравелла» доставила нас из Дакара в аэропорт Орли под Парижем…

В Париже выдался душный жаркий день. И кажется все парижане, все шесть с половиной миллионов населения этого огромного города, вышли на улицы. Бесконечный поток машин катился по солнечным, нарядным магистралям, и в этом потоке бесстрашно и привычно плыли фигуры пешеходов.

Из гостиницы «Континенталь», где мы остановились, посольская «Волга» направилась на остров Ситэ, в самый центр французской столицы. Когда-то, две тысячи лет назад, на острове находился небольшой поселок Лютеция, который и послужил основанием Парижа. Здесь, на острове посреди Сены, возвышается величественное здание знаменитого Собора парижской богоматери.

Левый берег Сены известен на весь мир Латинским кварталом. Парижский университет или Сорбонна, как его называют, притягивает к себе молодежь со всех концов земли. В Сорбонне обучается более шестидесяти тысяч студентов — четвертая часть всего студенчества Франции. Латинский квартал — маленькое государство студентов в самом центре столицы со своими нравами, обычаями, песнями.

Правый берег Сены — прямая противоположность молодежному левому. На правом берегу расположены солидные торговые учреждения. Здесь же Луврский дворец, хранилище всемирно известных шедевров изобразительного искусства. Многие туристы специально едут в Лувр, чтобы увидеть великое творение Леонардо да Винчи «Джоконду». О силе кисти неповторимого мастера советские люди могут судить по картине «Мадонна с цветком», выставленной в ленинградском Эрмитаже. Обе картины гениального художника возвеличивают женщину-мать, передают величие ее духа. Перед этими творениями Леонардо да Винчи люди стоят часами, завороженные искусством великого итальянца.

Замечателен архитектурный вид правобережной части. Истинным украшением столицы являются Елисейские поля — широкие и прямые магистрали. На Елисейских полях находятся лучшие магазины и рестораны. В жаркие дни тысячи парижан заполняют большие и малые кафе, кейфуя за столиками, выставленными прямо на тротуар. Потягивая вино или кофе, парижане наслаждаются теплом, солнцем, зеленью и благодушно посматривают на пестрый поток машин, проносящихся с головокружительной скоростью.

Наша «Волга» сворачивает с Елисейских полей и вылетает на мост Александра III. Водитель, прекрасно ориентируясь в парижской сутолоке, направляется на площадь Звезды. Там, под Триумфальной аркой, горит вечный огонь над могилой неизвестного солдата. Солдат — всегда солдат, и мы, приблизившись к могиле, отдаем должное памяти тружеников войны, погибших на полях сражений. Здесь, в центре Парижа, глядя на неумирающее пламя огня, я вспомнил вдруг давнишний случай, происшедший, если мне не изменяет память, в январе 1943 года в глубоком вражеском тылу.

Как можно судить по дате, был самый разгар войны.

Наш отряд вот уже неделю вел кровопролитный ожесточенный бой. Морозный день клонился к закату, в лесу стало темнеть. Зная, что немцы попытаются еще раз использовать светлое время, мы не сводим глаз с вражеских позиций. На малейшее движение партизаны отвечают плотным прицельным огнем, не давая врагу поднять головы. Ночь — подруга партизана, его укрытие, и мы с нетерпением торопим наступление сумерек.

Внезапно по цепи партизан передается сигнал тревоги. Кто-то заметил, что неподвижный предмет на нейтральной полосе, который мы считали бревном, шевелится и мало-помалу продвигается в нашу сторону. Значит, человек? Немец?

На белом синеющем снегу теперь отчетливо различается ползущий к нам солдат. Он ползет, зарываясь в снег и не поднимая головы. Прикончить его выстрелом из винтовки не представляло никакого труда, но мы решили подождать. И правильно сделали: солдат, добравшись до нас, свалился в укрытие, поднял кверху руки и обрадованно залопотал: «Франс», «франс…».

Подоспевший переводчик из штаба партизанской бригады тут же на скорую руку допросил перебежчика. Он оказался солдатом французского батальона, который немцы бросили против партизан. Перебежчик рассказал, что он давно мечтал уйти к партизанам, чтобы вместе с русскими бить ненавистного врага. Немцы — поработители Франции, и у французов с русскими одна общая цель: разбить, уничтожить фашизм.

Француз был еще очень молод, совсем парнишка. Как сейчас помню его славянское скуластое лицо. Он стал членом нашего отряда и доблестно сражался. В одном из боев наш новый товарищ был убит. К сожалению, я не помню ни фамилии его, ни имени. Но вот спустя четверть века в центре французской столицы я вдруг вспомнил погибшего в русских лесах молодого партизана, и мне показалось, что вечный огонь воинской славы, зажженный под Триумфальной аркой, горит и в его честь.

Рядом с нами галдит и щелкает фотоаппаратами большая группа иностранных туристов. Гид, полная светловолосая француженка, без умолку трещит, показывая на ажурный остов Эйфелевой башни. Заученным тоном француженка рассказывает историю знаменитой башни. Построена она в 1889 году в честь состоявшейся в Париже международной выставки. Высота ее более трехсот метров, вес — семь тысяч тонн. Сейчас Эйфелева башня служит телевизионной вышкой. Лифт может поднять туристов на самую вершину. Желающие могут посетить ресторан или полюбоваться прекрасным видом, открывающимся сверху на город.

Гости Парижа обязательно посещают Булонский лес, прекрасный парк в западном районе столицы, а если они интересуются рабочим движением во Франции, им покажут «Красный пояс» Парижа — пролетарские окраины, а также старинное кладбище Пер-Лашез с местом расстрела коммунаров — Стеной коммунаров.

Мы не могли не посетить памятной для всех советских людей парижской улочки Мари-Роз на южной окраине. Там в доме № 4 долгое время жил Владимир Ильич Ленин. Великий вождь пролетарской революции занимал две крохотные комнатки. Сейчас на стене этого дома установлена мемориальная доска, а в комнатах французские коммунисты устроили музей В. И. Ленина.

В Париже мы пробыли три дня. Можно было бы рассказать и о зрелищных увеселениях французской столицы, и о том, как удивило нас парижское метро, которое мы, советские люди, привыкшие к подземным дворцам московского метрополитена, нашли очень грязным, запущенным, о блеске и нищете Парижа, но есть ли смысл повторять сказанное тысячи раз. Парижу посвящено множество страниц, написанных разными перьями, и мне кажется, что добавлять к ним новые описания излишне.

В день нашего отъезда в Париже хлестал ливень. Некоторые уверяют, что это счастливая примета. Не знаю, так ли на самом деле, но мы, взлетая с парижского аэродрома Буржэ, испытывали чувства, о которых наш казахский златоустый Жиренше говорил примерно так: вдали от родного дома, каким бы он ни был, он кажется просторным и светлым дворцом. По-русски же об этом можно сказать, что: «В гостях хорошо, а дома лучше».