Тимофей Гуженко - Океан. Выпуск четвертый

Все очень просто, верно? Когда описываешь…

Предыдущее лето на побережье Северной Ирландии выдалось тропическое (лучшее лето века!), но в этом году оно было нормальное, то есть отвратительное. Целыми неделями, случалось, мы торчали на приколе в порту. То свирепствовал норд-ост, то далекие бури возле Исландии делегировали нам крупную зыбь. Последнее было самым худшим.

Нырять при волнении — значит бултыхаться в густом супе вырванных водорослей. Видимость — почти нулевая. Подъем валунов в такой ситуации напоминает обмер слона в безлунную тропическую ночь: знаешь, что́ делаешь, но результаты неведомы.

Обматывать стропами камень пришлось одной рукой, ибо второй вы должны вцепиться в ламинарии, иначе вас снесет. Потом по-прежнему одной рукой вы подтягиваете мешки к нужному месту, а надувные мешки из неопрена с нейлоном, пока они не надуты, жутко тяжелы. Море мотает их во все стороны, вы всплываете и зовете на помощь. Втроем, чертыхаясь в дыхательные трубки и толкая друг друга локтями, вы наконец обвязываете камень тросами. Пульс — 140. Чтобы успокоиться, вы втискиваете впускной клапан баллона с воздухом в горловину первого мешка и начинаете его раздувать. Все это — держась одной рукой за хохолки водорослей, иначе волна отнесет вас к Африке.

Раздувшийся мешок ведет себя как безумный, он тычет вас упругим боком или норовит задеть восьмитонным булыжником. Ваша основная забота сейчас — не потерять голову (прошу понимать это буквально), она вам понадобится для того, чтобы следить за ходом операции. Но это не так просто сделать: обезумевшая конструкция вздымает вулканы песка, горячий пот заливает глаза, а стекло маски залепляет игривый пук водорослей.

Иногда зыбь, не останавливаясь, сотрясает мешок до тех пор, покуда не оборвет трос, мешки с воздухом выстреливают к поверхности, а валун тяжело плюхается в двух сантиметрах от ноги. Еще хорошо, когда в двух… Силовые упражнения такого рода вынудили Франсиса провести неделю на берегу, залечивая содранные в кровь конечности.

Нашлись в бухте и орешки, оказавшиеся нам не по зубам: два-три «супермонстра», которые мы не смогли сдвинуть с места. Приходилось подрываться под их устои, что не всегда приятно.

21 июня, занимаясь, по обыкновению, тем, чем не следует, я залез под тридцатитонный обломок скалы, где, как мне показалось, блестел золотой дукат. Добраться до него я не смог и вылез, чтобы прихватить ломик. В этот самый момент мышеловка захлопнулась: скала тяжело плюхнулась на дно…

Когда я пришел в себя, то увидел рядом крупного краба. Он был совершенно невредим, но колыхался брюхом вверх, бездыханный. Краб явно умер от страха, и мне подумалось, не открывает ли этот случай смерти ракообразного от инфаркта новое поле исследований для биологов моря?

Все ныряльщики знают по опыту, что первый вопрос, который задают зеваки в порту, звучит одинаково: «Акулы есть?» Отдыхающие в Порт-Баллинтре не составили исключения.

Наши друзья-рыбаки рассказывали, что атлантические акулы, бывает, попадаются им в сети. Но мы не заметили их ни разу. Однажды далеко на горизонте показалась стая касаток (их называют еще «киты-убийцы»), но они прошли мимо, не удостоив нас даже презрительным взглядом.

Честное слово, иногда даже было обидно, что ничего не случается. Камеры заряжены, оператор наготове, декорации к главе «Схватка под водой с людоедами» на месте, но, кроме робких красноперых рыбок, в кадр никто не попадал. Обидно, потому что у настоящих ныряльщиков за сокровищами всегдабывает что-нибудь этакое — вспомните кино и телевидение! А здесь все не по правилам… Не было ни пальм, ни трехмачтового брига, ни каравеллы с изодранными парусами, беспомощно сидящей на рифе, «…и-тут-дверца-капитанской-каюты-скрипнула-и-показался-окованный-сундук», не было дежурного осьминога, который бы сторожил сокровища, ни тайфуна, ни предателей, ни блондинок в бикини (две минимум для добротной интриги), даже ножи не сверкали во время дележа добычи.

Приходилось с грустью констатировать, что мы были чернорабочими подводных поисков, рядовыми армии искателей, безымянным сбродом, вооруженным угольными лопатами и банками из-под огурцов. День за днем мы, обдирая руки, ворочали на дне камни под присмотром трески, разгребали песок и мечтали лишь о том, чтобы снять водолазный костюм и почесать там, где чешется. В прошлом году, правда, напали разок пираты. Повезло — иначе бы нас вообще подняли на смех.

В начале июня мы познали новый взлет славы. Американский журнал «Национальная география» напечатал мою статью с цветными фото на тридцати двух страницах. Первый номер, пришедший в Белфастскую публичную библиотеку, был украден с полки через сорок пять минут. Второй номер исчез из университетской библиотеки еще четверть часа спустя. Местная газета перепечатала фрагменты из этой статьи, причем наборщик извлек из ящика самый крупный шрифт для заголовка — тот, что был использован для объявления о конце войны. Через всю первую полосу газеты тянулось слово «ЗОЛОТО». Телевидение снова отрядило в море свой летучий отряд, а любопытные карабкались по овечьим тропам на откос с биноклями в руках. Вскоре они убедились, что смотреть, собственно, не на что.

Шла обычная работа. Вставали в 8 утра, в 8.30 — завтракали (кроме дежурного «надувальщика», который поднимался раньше и наполнял у компрессора баллоны), в 9 — грузились на «Зодиак»; до этого облачались в шерстяное белье и два комбинезона. Выходили в море в 10; в 11.15 — первое погружение, три часа работы на дне, пока не кончится воздух в баллонах. Подъем, пятнадцать минут отдыха. Второе погружение — снова три часа на дне.

Вечером — отдых. Одни разбивают извлеченные со дна спекшиеся куски магмы, другие чинят компрессор, движки или латают комбинезоны (после каждого погружения мы вылезали с дырками на локтях и коленях). Я пополняю список или занимаюсь срочной обработкой найденного «материала».

Когда наконец мы вытягиваемся на постели, то понимаем, что охота за подводными сокровищами — всесторонний спорт. Действительно, болит все: лицо, примятое маской, рот от загубника, уши от мотора, спина от лопаты, ноги от камней, плечи от таскания тяжестей, руки от тросов.

В море не бывает суббот и воскресений, так что за сезон мы теряем каждый по восемь — десять кило веса. Пауза наступала только в шторм. Но и тогда Морис объявлял аврал: ремонт снаряжения, очистка лодок. Все принимались орудовать щетками и плоскогубцами, а Франсис получал особое задание — обмерить, взвесить и рассортировать тысячи свинцовых пуль и ядер.

Вечером в непогоду я раскладывал на столе непристроенные обломки серебра и пытался собрать из них нечто бывшее целым незадолго до полуночи 26 октября 1588 года.