Ной Заржевский - Снежный поход

Лицо его сразу приобрело задорное выражение, глаза засветились веселой удалью и решимостью.

— А скажите, друзья, как вам такая идея понравится. Что, если мы масло не в бочках нагреем, а прямо в машинах?

— Как это? — не поняли механики.

— А вот так: разведем под тракторами костры и, как в кастрюле, подогреем смазку.

— Что ты, Василий Сергеевич! — испугался Дудко. — Пожгем машины. В радиаторе ведь не вода — керосин налит, забыл, что ли?

— Ну, что ж такого! Вот вы только послушайте, — оживленно продолжал Козлов. — Костры разведем под коробками перемены передач. Основное тепло туда пойдет. В коробках разогреется масло. Теплый воздух и языки пламени потянутся вверх и обогреют мотор. Опять-таки хорошо. Теперь учтите, что радиатор с керосином выдвинут несколько вперед и непосредственно над костром не будет…

Козлов говорил страстно, горячо убеждая своих товарищей согласиться с ним. Но, очевидно, главным противником был он сам. Самого себя убеждал инженер решиться на такой рискованный, формально противозаконный шаг.

— Как, к примеру, инструкция советует нагревать машины? — продолжал Козлов. — Хочешь нагреть карбюратор или топливную систему? Намочи тряпку в горячей воде и прикладывай ее к радиатору, поливай потихоньку. Можем мы эти горячие примочки делать? Нет! Все равно, что мертвому кадило. У нас тряпка сразу же замерзнет. Как обогреть картер, в инструкции вообще ничего не сказано. Точно известно, что близ машины разводить открытый огонь запрещается. Хорошо! Но ведь нигде и не написано, что делать с маслом, которое можно топором рубить. Ведь хорошо — у нас еще смесь специальная, подобрали кое-как, да и то, видите, при длительной стоянке сильно густеет. А если б тут была смазка, предусмотренная инструкцией?!

— Чорт его знает, — Дудко сдвинул шапку на затылок. — Так-то оно так, а все-таки не приходилось как-то такое. Уж больно все разное в кучу собралось: и керосин, и огонь, надо же такому. Смотри, Василий Сергеевич, может, оно все и обойдется благополучно, но в случае если неприятность выйдет — в первую очередь с тебя спросят: инженер, скажут, технорук…

Козлов снова проверял свои расчеты. Температура самовоспламенения керосина — 380 градусов. А температура вспышки? Та температура, при которой керосин вспыхивает, если поднести к нему огонь? Ага, плюс 30 градусов. Ну, хорошо. Выдвинутый вперед радиатор не будет охватываться пламенем. Горловина его плотно закрыта пробкой. Термометр показывает 41 градус мороза. Тракторы стоят. Двигатели не работают. Никак керосин не может нагреться до 30 градусов. Сквозь закрытую пробку не может проникнуть к нему пламя.

— В общем так! — сказал, наконец, Козлов. — Давайте разводить костры. Нужно заводить моторы и продолжать поход. Все будет в порядке!

К Козлову и механикам подходил Абрамов. Серьезный, сосредоточенный, но спокойный.

— Так что, товарищи механики, надумали? — коротко спросил он.

У Козлова сразу ухудшилось настроение. Стало стыдно, что его промах причинил столько неприятностей людям, задержал колонну.

— Здесь, Евгений Ильич, моя вина, — поспешил он информировать Абрамова о своем промахе.

— Василий Сергеевич, — остановил Козлова Абрамов, — сейчас самое важное — решить, как завести машины. Остальное, если вам угодно, потом.

Инженер подробно объяснил Абрамову свой замысел.

— Хорошо, — после некоторого раздумья согласился начальник экспедиции, — разрешаю. Только давайте этот эксперимент проведем сначала на одной машине.

Ярко вспыхнули под одним из тракторов облитые керосином сучья. Время от времени пламя тушили и делали попытку завести мотор. С каждой такой попыткой все легче проворачивался маховик, и вот после очередного сильного рывка, нарушив длительное молчание, к общей радости взревел мотор.

Вскоре, растапливая снег, нагревая застывшие машины, запылали еще шесть костров.

Красивое зрелище — горящие среди ночи костры, снопы взлетающих искр, длинные, причудливо извивающиеся языки пламени, багровые отблески на холодном металле машин, на лицах снующих вокруг людей. Только некому было любоваться этим зрелищем. Измученные, раздосадованные трактористы меньше всего обращали внимание на красоту костров. Сейчас они хотели только одного — ехать! Надоело, осточертело топтаться на одном месте и возиться с тракторами.

Действительно, как-то нехорошо все складывалось для участников похода, и настроение трактористов все время резко менялось. После совещания в Невере все они страстно желали участвовать в экспедиции, готовы были преодолевать любые трудности. Первые сутки, как ушатом ледяной воды, окатили участников похода. Затем были получены шпоры и письмо от рабочих тракторного завода. Настроение снова улучшилось, все снова были полны решимости выполнить задание при любых условиях. И вот опять эта изматывающая, изнурительная возня с запуском тракторов. Раздосадованные, усталые трактористы рубили ветки и подбрасывали их в костры.

Но вот Козлов сказал, что машины уже достаточно прогреты и можно попытаться двинуться. Быстро разбросав во все стороны горящие ветки, трактористы кинулись заводить моторы. Один, второй, третий рывок маховика — и о счастье! Мощный рев моторов заглушил радостные возгласы трактористов. Некоторое время моторы работали на малых оборотах, давая разминку деталям и узлам машин. Но вот над головою Козлова вверх и вниз замелькал яркий глаз карманного электрического фонаря — сигнал первому трактору двигаться. Машины пошли.

«Ну, не подведите, родимые!» — мысленно, как к живым, обращался Козлов к выступающим над звеньями гусеницы пирамидальным иглам стальных шипов.

…Вот уже час, как непрерывно идет колонна. Самарин лишь изредка короткими движениями подтягивает левый или правый рычаг бортовых фрикционов и направляет машину по нужному пути. Так ехать он согласен. Нужно в Якутск? — Пожалуйста, в Якутск. Хотите на Северный полюс? — Ладно, давай! Можно и на полюс. Лишь бы машина двигалась. Час — небольшой срок, но недаром говорят: плохое быстро забывается. Самарин уже забыл неприятности прошлого дня. «Леший с ним», — думает Самарин. На крепком скуластом лице тракториста написано полное удовлетворение. Колонну то и дело обгоняют автомашины, идущие на Алдан. Теперь скорость их движения уже не раздражает Самарина.

«Ладно. Пущай едут. Мелкота, чего с них возьмешь».

Могучий, тяжело груженный трактор не идет ни в какое сравнение с легкими, быстрыми автомашинами, и Самарин теперь относится к ним с явным пренебрежением.

«Ты, брат, с мое повези, а тогда мчись», — мысленно иронизирует Самарин над автомашиной, провожает ее взглядом до поворота дороги и тотчас забывает о ней.