Ной Заржевский - Снежный поход

Неожиданно с правой стороны трактора доносятся частые удары металла о металл. Самарин надевает шпоры на левой гусенице и из-за корпуса машины не видит, что делается на правой стороне. «Должно быть, Складчиков вернулся, — думает Самарин, — нашел что-нибудь в моей машине и возится. Сходить посмотреть, что он там делает? Э, некогда, нужно спешить, а то еще отстанешь от Вобликова — засмеет тогда. «Эх ты, соревнователь, — скажет, — языком только молоть можешь». Таких замечаний Самарин не переносит. Он даже в драку может пойти за это, но, конечно, не теперь, не во время похода. «Здорово, однако, этот чертяка Абрамов дисциплинку у нас навел, — с удовлетворением думает Самарин. — И все на сознательность нажимает, на долг, на честь — куда против этого денешься? Вот, значит, и сдерживайся…» Наконец с левой гусеницей покончено. На всякий случай Самарин каждую шпору простукивает молоточком — лучше самому заметить, чем потом Складчиков на совещании скажет, что, мол, брак в работе допущен. И, убедившись, что все сделано на совесть, собирается перейти на правую сторону трактора. «Эх, сколько времени возился и еще столько же нужно». На сиденье попрежнему неподвижно маячит завернутый с головою в доху Ершов.

«Дрыхнет, чертяка!» — ругается Самарин и вдруг удивленно отступает назад. От последнего приподнятого над землею башмака правой гусеницы, разгибаясь, поднимается длинная, сухопарая фигура Ершова. Сменщик стряхивает с колен налипший снег, бросает гаечный ключ в ящик для инструмента и не спеша лезет на трактор. Удивление Самарина так велико, что, понимая нелепость своего вопроса, он все же восклицает:

— Так разве ж то не ты спишь?! — и указывает на доху.

— Я, — спокойно отвечает Ершов, и желтые ястребиные глаза его смеются.

— Так, так… — ошеломленно повторяет Самарин и только сейчас замечает, что на все башмаки правой гусеницы уже надеты дополнительные шпоры.

— Это ты надел?! — снова удивленно восклицает он.

— Так я же спал, — слышится сверху ответ.

Но Самарин уже сам карабкается наверх, хватает за плечи Ершова и встряхивает его так, что у того чуть шапка с головы не сваливается.

— Давай, Костя, руку, очень ты меня разуважил! — кричит он. — Не то, что от работы избавил, — не в этом дело, а так — понимаешь?

Порывистый, горячий по натуре, Самарин так же легко поддается восторгу, как и впадает в ярость.

— Ты мне, Константин, теперь скажи: ложись для меня под трактор, — лягу.

— Зачем мне это? — улыбается Ершов.

— Верно! — соглашается Самарин. — Ни к чему это. Но вот тебе крепкое слово: теперь ежели какую работу поскорее нужно будет вести, так мое — не мое дежурство, я тебе враз на помощь прибегу, и мы с тобой этого Воблу совсем забьем.

— Вот это другой разговор, — Ершов протягивает руку.

Две сильные, мускулистые руки крепким мужским пожатием, как печатью, скрепляют договор.

— Как дела? — кричит, подбегая, Складчиков.

— Готово! — радостно рапортует Самарин.

— Ой, парень, врешь? — не верит Складчиков.

— Проверяй! — торжествует тракторист.

Складчиков осматривает все шпоры, выстукивает, прислушивается. Звук всюду чистый, цельный, без дребезжания.

— Молодец, — хвалит он Самарина. — Как же ты сумел так быстро? Ведь еще ни у кого, кроме тебя, не надето.

— А я не один — правую гусеницу Константин обувал.

— Так он же спит?!

— Спит, а все видит. У нас, брат, экипаж такой, дружный! — расцветает от радости Самарин. — Мы не то, что, скажем, Вобликов — вон ковыряется до сих пор. Вы, между прочим, товарищ механик, отметочку сделайте, на сколько времени мы Вобликова сейчас обогнали, а то как бы потом не забыть.

— Ну, молодцы, молодцы. Спасибо! Доложу Козлову и Абрамову — сделаем отметку! — смеется Складчиков и направляется к трактору Вобликова.

Самарин снова слезает с трактора, проверяет, не ослабло ли крепление на первых санях, не погнулись ли, не расшатались ли подпорки, крепящие огромный трансформатор на вторых санях. На душе у Самарина светло и радостно, как в праздник. Повернув голову в сторону второго трактора, он видит склонившегося над гусеницей Вобликова и Складчикова, который что-то говорит трактористу и показывает в сторону заднего трактора.

«Видать, в пример нас ставит», — радостно думает Самарин, затем замечает, как механик тоже достает гаечный ключ и начинает быстро навинчивать шпоры.

«Вот человек, — думает про Складчикова Самарин, — действительно трудящийся. Одним словом, заводской. Они, заводские, все, видать, такие: смекалистые, умелые, работящие. Правильный народ».

А еще через некоторое время снова мелькает огонек карманного фонаря Козлова, сильнее начинают гудеть машины, тронулся в путь первый трактор, за ним второй, третий… Движется колонна.

— Ладно, — решает Самарин, — такие остановки для дела полезные. Не страшно и потерять часок. Лишь бы машины сберечь. Только бы двигаться!

Окаймленная склонами гор, дорога все больше набирает крутизну. Местами она так узка, что встречные автомашины не могут разминуться с колонной тракторов. Пятясь, они добираются до широкого места и там, прижавшись к серой громаде горы, ожидают. Время от времени за прицепом последних в колонне саней вспыхивают яркие лучи фар, и на разные голоса начинают выть сирены. Это автомашины с грузом для Алдана, обгоняя экспедицию, требуют дорогу.

Усердно пофыркивая и урча моторами, тракторы не спеша тянут тяжелые сани. Медленно следуют за колонной автомашины. Тихий ход тракторов раздражает привыкших к большим скоростям шоферов. Нетерпеливые, они вначале смирно следуют за колонной, затем не выдерживают и начинают гудеть, требуя очистить путь. Длинный, протяжный рев гудков, как хлыстом, подгоняет колонну.

Ночью в помощь гудкам шоферы включают и выключают фары. Лучи света не забьешь мощным гулом машин. Острыми, золотыми мечами они секут темноту, гаснут и снова секут. Скорее!

Когда автомашины проносятся мимо и исчезают, становится тише и как-то спокойней.

Монотонно, размеренно гудят моторы. Чуть колеблются во время хода тракторы, бегут по бокам машин бесконечные ленты гусениц, оставляя за собой прерывистый, ребристый след.

Вторые сутки идет колонна.

После сытного завтрака тепло закутанному в меха Воронову. Закрывая собой всю колонну, покачиваются, скользят и разъезжаются на склонах то в одну, то в другую сторону сани передней машины. Иногда, на широком, плавном повороте, видна вся колонна: семь дымков из выхлопных труб, семь машин, тринадцать большущих саней, грузы, возвышающиеся громады трансформаторов, фанерный, облепленный снегом домик экспедиции.

«Экспедиция, — думает Воронов. — Интересное это слово — экспедиция. Дома Верке скажу — не сразу поймет. Заковыристо придумано название…» Мысли тракториста переносятся домой. У него там жена, детишки, хозяйство. Трактор покачивается и мелко дрожит. Впереди идут машины — значит, путь в порядке, опасаться нечего. Сытый, хорошо укрытый от холода, тракторист хочет покоя, тихих, размеренных, приятных хозяйственных дум.