Ной Заржевский - Снежный поход

«Ну и дела», — удивленно думает Козлов.

На всякий случай он открывает коробку и кладет ее на видное место.

Мужчины, причмокивая и обжигаясь, пьют чай.

— Говорят, вы издалека идете? — только теперь задает наводящий вопрос хозяин, обращаясь к Абрамову.

Начальник экспедиции начинает рассказывать, для чего и зачем идет колонна, какие новости в России, как живется колхозникам. Тогда его спрашивают, правда ли, что жителей этого поселка собираются переселять в новые большие наслеги.

«Как видно, агитатор уже и здесь побывал», — с удовлетворением думает Козлов.

Как здесь все трудно, сколько нужно желания, сил и энергии, чтоб донести до этих затерянных в тайге людей большевистское слово. Впрочем, в Алдане говорили: «Мы к этим пространствам привыкли. Якутия это вот что: 40 градусов — не мороз, 100 километров — не расстояние; страна чудес и неизмеримых богатств — вот что такое наша Советская Якутия». Хорошо сказано!

Пока Абрамов с помощью проводника, которому теперь приходится часто выступать в роли переводчика, ведет оживленную беседу с жителями поселка, Козлов наблюдает за тем, что делает женщина. Она ни минуты не сидит без дела. Поставив второй самовар («Откуда здесь столько самоваров?» — удивленно думает Козлов), она снимает с гвоздя чем-то наполненный мешочек, подходит к камням, лежащим на чурбане и, взявшись за палку, соединяющую верхний камень с потолком, начинает рукой вращать ее.

Только сейчас Козлову становится понятно, что это за штука. Ведь это жернова — примитивная мельница для размолки зерна. Два круглых, видимо, самодельно вытесанных камня; в верхнем выдолблены два отверстия: одно, с краю, для палки-рычага, второе, ближе к центру, для засыпки зерна. Ну да, так и есть! Женщина набрала в горсть зерно и начала постепенно ссыпать его в центральное отверстие верхнего камня.

«Сколько же ей нужно будет вращать этот тяжелый камень, чтоб хоть на две лепешки приготовить муки?» — думал Козлов, наблюдая за женщиной.

В юрту неожиданно вошел Складчиков.

— Василий Сергеевич! Нужно бы вас к машинам, совет требуется.

Козлов попрощался с жителями поселка.

Во дворе, совершенно не боясь людей, бродят олени. Стройные, с причудливо изогнутыми ветвистыми рогами, они подходят к людям, смотрят на них умными, ласковыми глазами, щекочут мягкими, бархатными губами ладони трактористов, снимая с них куски хлеба, соль, сахар. Даже Паша, которая обычно все время возится в своем вагончике, сейчас подошла к оленям и кормит их с ладони солью.

Колонна тракторов уже пересекла поляну и углублялась в тайгу, когда Абрамов, словно почувствовав на себе взгляды, обернулся.

Возле юрт молчаливо стояли, провожая экспедицию, жители поселка.

«Что они думают сейчас? — пронеслось в голове Абрамова. — Какой след оставил в мыслях этих людей разговор со мной? Просто ли они сейчас из любопытства смотрят, как мы движемся, или думают о том новом, что принесла им советская власть, Советская Россия: о новых больших поселках, колхозах, тракторах, школах, больницах, о новой, светлой жизни. Может быть, не совсем ясно и отчетливо, — решил Абрамов, — но, наверное, думают. И едва ли не лучшим агитатором за новую жизнь являются наши замечательные «Сталинцы».

В тайге задним тракторам легко идти. Знай себе, направляй машину по готовой колее. Головному трактористу тяжелей приходится. Мало ли что может скрываться под толстым пушистым покровом снега: пень, на который можно посадить трактор, яма, острый валун — все может быть. Иногда сани застревают в наваленной на полянах массе снега. Тракторы пыхтят, тужатся, еле передвигая прицепы, толкают перед собой огромную кучу снега. Если снег не поддается, трактор сдает назад и, сделав разгон, как тараном, пробивает путь. От рывков и встряски тяжелые грузы рвут крепления, лопаются толстые канаты, слетают вниз бочки. Колонна останавливается, снова крепятся грузы, — и снова, расчищая путь всей колонне, грудью расшвыривают снежную массу головные машины. Порою на особо заснеженных местах один трактор не может вытащить глубоко осевшие в снег прицепы. И тогда, как в горах, в сани впрягается сразу по несколько тракторов — своеобразные механические тракторные упряжки. Подчас, сокращая дорогу, колонна сворачивает с широкой просеки в самую, казалось бы, непроходимую глубь тайги, и тогда то и дело приходится уклоняться от низко растущих веток, лавировать, совершать неожиданные повороты, а иногда и топорами расчищать себе путь. Звуки команды, рокот моторов на время будят глухой покой тайги. Колонна уходит дальше, и снова густая, плотная тишина воцаряется над уснувшим лесом, над скрытыми снегом звериными берлогами и норами, над глубокими желобами — следами саней.

В стороне от просеки показался небольшой, занесенный снегом рубленый домик — одна из разбросанных по всей тайге охотничьих сторожек.

Бродят, охотясь за зверем, смелые охотники Якутии. Очень часто на сотни километров отдаляются они от своих селений, мужественно переносят усталость, мороз, лишения. И единственное место, где может по-настоящему отдохнуть охотник, — это вот такая сторожка, затерянная в бесконечной тайге.

Трудна и сурова жизнь человека в тайге, и не всегда гладко проходит охота. Тайга могла бы много рассказать о том, как ползли по снегу израненные зверем охотники, теряя силы и кровь, о том, как брели, заблудившись в тайге, замерзающие люди без пищи, без патронов, без огня. Брели и оставались живы только потому, что встречали одну из таких сторожек.

Есть неписаный закон тайги: отдыхающий в сторожке думает и заботится о путнике, который придет сюда после него. Кто это будет, когда он придет — через день, через месяц, через полгода, будет ли нуждаться этот путник или будет хорошо обеспечен — все это не имеет значения.

В домике всегда возле железной печки должны лежать сухие наколотые дрова. Всегда должен быть коробок спичек и кое-какие запасы продуктов: соль, крупа, мороженая или соленая рыба.

Усталый, промерзший, голодный человек, попавший в сторожку, истопит печь, согреется, подкрепит свои силы. Но как бы он ни был голоден, он не съест всех запасов, а если у него есть свои продукты, оставит часть из них будущему обитателю этого домика. Перед уходом он вновь наготовит дров и сложит у печки, плотно закроет, подопрет колом дверь и уйдет.

Надолго останавливать колонну Абрамову не хотелось, но и мимо сторожки проходить было нельзя.

— Ну-ка, товарищи, все за лопаты! — предложил начальник экспедиции.

Разбросав снег и освободив дверь, участники похода вошли в домик. Дрова лежали у застывшей, обледенелой печки, несколько спичек оставалось в коробке, на дне котелка было немного пшена.