Ной Заржевский - Снежный поход

«Так буду петлять — до ночи к себе не доберусь», — подумал Самарин, но продолжал делать боковые заходы.

И вдруг, пригибаясь под низко растущей веткой, перегородившей путь, Самарин услышал какой-то неясный, глухой звук. Сначала он даже не разобрал, что это, и прислушался, на всякий случай вскинув двустволку. Слева, из сумрачной гущи деревьев, уже явственно донесся стон. Самарин вдруг почувствовал, что у него бешено забилось сердце. Он кинулся влево и вскоре разыскал крохотную юрту, заметенную снегом, запрятанную в чащобе леса. Самарин заглянул внутрь и смутно разглядел скорчившуюся человеческую фигуру.

— Эй, дядя, ты живой? — закричал тракторист.

Человек еле шевельнулся и снова глухо застонал.

Самарин три раза подряд с короткими перерывами выстрелил в воздух.

— Нашел! Сюда! Прекращай поиски! — говорили эти выстрелы.

Лежащий открыл глаза, взглянул на Самарина и медленно, с трудом произнес только одно слово: «Товарищ!».

Как огнем, обожгло, полоснуло по самому сердцу Самарина это слово, тихо сказанное незнакомым человеком. Обычное обращение вдруг приобрело особый, глубокий смысл.

— Товарищ! Друг! — крикнул в ответ Самарин и, схватив закоченевшие, неподвижные руки, крепко сжал их разгоряченными широкими ладонями. Теперь он чувствовал, что не может просто сидеть и ждать, пока другие придут на помощь. Хотелось немедленно действовать.

— Погоди, браток, — сказал он шоферу, — я тебя сейчас отнесу до своих.

Шофер не отвечал: видно, опять потерял сознание. Самарин хотел было взвалить его на спину, но потом передумал и схватил на руки, как ребенка. Шофер был худощавый и небольшого роста, но идти по таежной чаще с такой ношей на руках было все же тяжело. Самарин изловчился и рукавицей прикрыл лицо шоферу, чтоб ветки не выхлестали ему, чего доброго, глаза. Лыжные палки пришлось бросить у юрты. Тракторист медленно и осторожно скользил на лыжах, то и дело низко пригибаясь, ныряя под нависающие ветви. Он задыхался, обливался потом, но упрямо продолжал двигаться, неся товарища на онемевших, затекших руках.

Так его и встретили бежавшие навстречу товарищи…

— И вот, скажи ты, что за человек этот Самарин! — говорил Дудко Складчикову. — Его не разберешь: не то он хороший, не то плохой. То вообще не хотел искать шофера, а то, гляди, вон чего делает.

Самарин, сменившись с дежурства, отказался от отдыха и неотлучно сидел в вагончике — ухаживал за шофером. Тот был сильно обморожен, измучен и почти не приходил в себя.

Грузовая машина, привязанная канатами к заднему прицепу, послушно плелась несколько поодаль от машины Белоусова.

…Ночью под тракторами густым студнем ходила, слегка оседая и вновь выпрямляясь, почва.

— Гиблыми местами идем, — пояснял проводник. — Летом здесь не то, что трактору проехать, человеку пройти невозможно. Проглотит, засосет топь.

Трактористов мягко покачивало. Почва тряслась, выгибалась и, казалось, кряхтела.

К звуку работающих тракторов прибавился еще какой-то неясный гул, словно выходящий из недр земли.

В полночь колонна подошла к поселку Чуран на берегу Лены. Рев моторов и свирепый лай собак быстро разбудили привыкших к тишине жителей. Одно за другим начали светиться окна. Заскрипели, захлопали двери. К колонне подошла группа людей. Впереди шагал высокий, крепкий старик. Он степенно поклонился приезжим и сказал мягким басом:

— Добро пожаловать, дорогие гости, счастливо ли шли? Я — председатель Чуранского поселкового совета Терентьев. Ждем вас, дорогих гостей. Место для отдыха вам давно приготовлено и едой нашей уж не побрезгуйте.

— Скажите, у вас в поселке есть врачи? — после первых слов приветствия спросил Абрамов. — У нас тут болен один человек.

— Врачей нет — так, чтобы с образованием. Но свой лекарь имеется. Не одному из нас жизнь отстояла. Варвара Никитишна, здесь ты? — крикнул он, обращаясь к стоящим поодаль людям.

— Нету, дома она, — ответил кто-то.

— Ну, кликни, — спокойно приказал старик, и сразу от толпы отделился парень и кинулся бегом в глубь поселка.

«Дисциплина», — подумал Абрамов. Пришла Варвара Никитишна — высокая, пожилая, спокойная женщина.

— Без сомнения оставляйте парня, — сказал Терентьев. — Никитишна, прямо скажем, не хуже доктора его выходит.

— Ты меня зря захваливаешь, председатель, — спокойно сказала Варвара Никитишна, посмотрев на больного, — а только чего ж не выходить? Известное дело, обмерз человек.

Самарин недоверчиво глядел на нее. Ему показалось, что этот местный лекарь слишком легкомысленно и самоуверенно судит о состоянии больного. «Профессор какой выискался!» — неприязненно подумал он. — Только глянула — и уж все знает!» Однако он понимал, что больного нужно оставить здесь, и боялся ссориться с женщиной. «А то еще назло плохо лечить будет». Поэтому он придал своему голосу просительные интонации:

— Уж надо бы выходить человека! Гляди, сколько намучился…

Никитишна спокойно взглянула на Самарина.

— Сродственник он тебе доводится? — спросила она.

— Нет, так, товарищ, — смущенно ответил тот.

— Поезжай дальше, да будь в надежде: оживет твой товарищ.

Певучий голос женщины, ее по-молодому ясные серые глаза — все это дышало такой уверенностью, что Самарин успокоился. «А ведь вылечит!» — подумал он.

Когда шофера принесли в просторную, чистую избу Никитишны и уложили на кровать, Самарин все же сказал:

— Так ты, мамаша, уж пожалуйста…

— Экой ты беспокойный, — удивилась женщина, — Ведь сказано тебе: выходим — значит, выходим.

Самарин хотел еще что-то сказать, но только шумно вздохнул и подошел к постели. Шофер лежал с закрытыми глазами и как будто спал. Осунувшееся, потемневшее лицо его было спокойным.

— Ну, прощай, товарищ! — тихо сказал Самарин. — Выздоравливай, главное, поскорей.

Шофер не шевельнулся. Самарин попрощался с хозяйкой и вышел на улицу.

Абрамов беседовал с председателем.

— Нам бы очень хотелось пойти дальше, — говорил он. — Мы порядком задержались в пути, там нас ждут уже, не дождутся.

Терентьев качнул головой:

— Чего ж, можно и дальше. Только вот… — он оглядел огромные машины, тяжело груженные прицепы, — как бы сказать… тут, в общем, с головою действовать нужно. Круто у нас. Пойдемте ближе к берегу — сами видите.

— Вот она, Лена-красавица, — представил реку старик, когда все подошли к обрыву. — «Большая вода» — ее прозвище, якуты такое дали.

Где-то внизу, смутно различаемая в полумраке, простиралась скованная льдами Лена. Она была похожа на гладкую снежную равнину. Абрамов наклонился над обрывом: берег реки круто падал вниз.

— Да, брат, загвоздка, — размышлял вслух начальник экспедиции. — Такую крутизну ночью не взять. Да и лед не проверен: выдержит ли он наши машины?