Владимир Рудим - Золото Севера

А это что за странность? Молодая лиственница причудливо изогнула ствол кольцом. Сухов сфотографировал редкую лиственницу.

— Знаешь, Слава, какой декоратор скрутил эта колечко? Северный мороз!

Солнце грело, фуфайки давно сняты. Слава тронул за рукав Степана Донатыча:

— Смотрите, как красиво!

Освещенная солнцем лужайка пестрела удивительно яркими красками: бархатно-коричневая камчатская лилия, фиолетовый иван-чай, золотые россыпи лютика, еще какие-то цветы — белые, словно из фарфора. В некоторых местах буйное разнотравье было таким густым, что кажется — ложись, и удержит тебя трава, словно на руках, не согнувшись.

Степан Донатыч сказал:

— Наверное, потому природа так неожиданно и щедро разлила на Севере яркие краски, чтобы прикрыть, спрятать вечную мерзлоту.

— Или потому, чтобы после долгих дождей и ненастья хоть на часок порадовать человека! — добавил Слава.

Действительно, хорошей погоды хватило лишь, на «часок». Надвинулись тучи. Тепла словно и не было — повалил, завертелся мокрый тяжелый снег.

— Ну и край! В течение дня могут смениться все четыре времени года: и весна, и лето, и осень, и зима! — воскликнул Сухов.

Ускорили шаг, снова, надели фуфайки, в грудь бил холодный ветер, а спина взмокла от быстрой ходьбы и от груза.

Тайга расступилась, впереди показалась лысина сопки, у подножия которой была намечена встреча с Владиком и Юрой. Всмотрелись: не покажется ли дымок костра?

Дымка не было. Подошли ближе, посмотрели направо, налево. Никого. В чем дело? Где же «Черский»? Сухов выстрелил. Ответа нет. Как быть?

Хочется есть, а главное — согреться.

— Разведи, Слава, костер, а я пойду подстрелю медведя на ужин, — улыбнулся Степан Донатыч.

Он снял с плеча малопульку и скрылся в зарослях. Через полчаса возвратился с двумя рябчиками и одним куропачом.

— Хвала непуганой тайге, быстро выручающей в трудную минуту!

На дым костра вышли Кочева и Рыло. Измученные и голодные.

— Где Владик с Юрким? — спросила Ираида Александровна.

— Никаких следов, — ответил Степан Донатыч.

Ираида Александровна постучала молотком по сапогу.

— Не расстраивайтесь, Ираида. Появятся. Хоть и с опозданием, но появятся… У нас со Славой есть радостное сообщение: мы обнаружили контакт основных пород, которые тянутся с Пятковской.

— Великолепно! — обрадовалась Кочева. — Если б я не была огорчена отсутствием Юркого и Владика, я бы расцеловала и вас и Славу. Теперь — подробности!

Когда Степан Донатыч все рассказал, начали готовить ужин.

Выпотрошили птиц, изжарили на вертеле, съели без соли. Опустилась ночь — безветренная, холодная. Тайга стояла тихая, будто удивленная неожиданной пороше. Всю ночь дежурили у костра, чтобы не разминуться с плоскодонкой.

Утром снова настало лето: небо чистое, солнце вставало яркое; ползавшие в траве черные жуки под солнечными лучами стали медно-багровыми. Чувствовалось, будет тепло.

— Хочешь не хочешь, все равно умывайся, — сказала Ираида Александровна, обращаясь сама к себе, и медленно спустилась к реке. Умылись и стали гадать: идти вверх или вниз по Омолону? Где искать Юру и Владика?

В конце концов все же направились вниз. Завтракать не пришлось — еды не было. Плелись часа два. Попалась красная смородина, поели ягод, отдохнули. Сухов старательно высматривал дичь, но ничего не убил.

— Птица-то здесь, конечно, непуганая, но вот иногда словно чует, что быть ей на вертеле…

— Мне захотелось, знаете, чего? — спросила Кочева. — Рисовой каши на молоке. Как только доберемся до базы, сразу же сварим кашу.

Прошли еще несколько километров. Место для ночевки выбрали неожиданно: заметили в прибрежных зарослях утку.

Степан Донатыч протянул Жоре малопульку:

— Может, ты счастливей меня.

Жора действительно оказался удачливей: подстрелил утку. Но она упала в Омолон.

Переглянулись: кому-то нужно плыть за нею. Кто решится? Ведь вода такая, что опустишь в нее руку и тут же выдергиваешь — обжигает холодом. Жора быстро стащил сапоги, разделся и поплыл за уткой.

Слава уже разжигал костер. Голод утолили, но настроение было неважным.

И вдруг услышали голоса на реке, бросились к берегу.

— Плывут! Плывут!

Течение быстро несло «Ивана Черского». Чуть ли не с середины Омолона Юра кричал:

— Ура! Нашлись!

Он первым выпрыгнул на берег.

— Кто же нашелся? — спросила Ираида Александровна.

— Как — кто? Вы.

— А мы думали, что наоборот — ты с Владиком. Ну, докладывайте: что-нибудь приключилось?

— Ага. Приключилось.

Оказывается, порывом ветра вырвало из рук Юры карту, она упала в реку. Без карты Юра и Владик ошиблись, сделали остановку ранее намеченного места. Просидев сутки и никого не дождавшись, поплыли вниз.

— Опять перепутаница получилась, — закончил свой рассказ Юра.

Владик вытащил из лодки две кастрюльки: одну с лепешками, другую — с борщом. Все было моментально уничтожено.

— Ой, как вкусно! — похвалила Ираида Александровна приготовленный Владиком и Юрой обед. — Жаль, что лепешек мало.

Слава повернулся к Кочевой:

— Столько происшествий за один маршрут, а в пикетажке вы напишете совсем не много: про найденный контакт, про отложения, их мощность, какие взяты образцы. Одним словом — самое главное, без приключений.

— Да, Слава, это самое главное и самое важное. И на будущую карту оно ляжет голубой полоской в несколько сантиметров.

— Почему голубой?

— Вот почему. Геологи всех стран условились пользоваться одинаковыми красками.. Зеленый цвет, например, означает меловые отложения, голубой — юрские. Здесь, где прошли мы с тобой, — юрский период, поэтому этот участок будет на карте голубым.

Ираида Александровна задорно тряхнула головой, ее снова радовало главное: контакт обнаружен!

— Ну, а все происшествия, которые останутся лишь в памяти, — своеобразное приложение, без которого во многих случаях не обойтись. Это как у промывальщика — сколько приходится ему перемыть всякой всячины, пока блеснет на дне лотка золото!

…Вот и добрались до перевалочной базы — той самой, где оставался завхоз Мыкола Карлович Довгый. «Обетованная земля», вдоволь всяких запасов!.. Первым ступил на эту землю неугомонный Рыжик-Пыжик. Он выпрыгнул с лодки прямо в воду, понесся вверх, на откос, отряхнулся и залился лаем… на завхоза.

— Та я ж свий! — рассердился тот.

Мыкола Карпович доложил Кочевой про свое житье-бытье, рассказал о строительстве. Показывая хозяйство, время от времени спрашивал:

— Ну як?

Кочева осталась довольна.

— Объявляю вам благодарность.

— По совисти всэ робылы.

Мыкола Карпович сиял. Подошел к Сухову: